Профессор

Консилиум врачей в седьмой палате.
Закончили свой утренний обход,
Профессор говорил, что поздно, хватит,
И не сегодня, завтра, он умрет.

Почти не билось сердце у мальчонки,
Казалось, что он даже не дышал,
Лишь изредка подергивал ручонкой,
Как будто кто-то жить ему мешал.

«Конечно, в практике бывают исключенья,
Однако если вам не повезет,
Не жизнь у вас начнется, а мученья,
Увидите, он к вам во сне придет».

Прищурясь, молвил лучший друг науки,
Собрал врачей он всех, до одного:
«Коллеги, если я умою руки,
То кто из вас возьмется за него?»

Молчали все, глаза постыдно пряча,
Профессор усмехнулся: «Вот пора»,
А сам подумал: «Что ж нельзя иначе,
Мельчают, умирают доктора».

«Я буду оперировать Олега»,
Как гром вдруг голос женский прозвучал.
«Что ж решено, удачи вам, коллега,
Но знайте…впрочем, я вам все сказал».

Она была еще совсем девчонкой,
Профессор тихо прошептал: «Ответь,
Что, если дрогнет вдруг твоя ручонка,
Как будешь матери его в глаза смотреть?».

Ответила, и голос ее ровный,
В крик превратился, а потом угас:
«Я справлюсь. Знаю. Справлюсь…Я способна,
Порадуетесь вы еще за нас».

«Зажим, тампон..»,  уверено и четко,
Звучал  ее наивный голосок,
Мальчишка рад бы был помочь девчонке,
Но только, к сожалению, не мог.

Опять не слышно его сердце билось,
И смерть была особенно близка,
Она к нему так сильно торопилась,
Вот только врач мешала ей пока.

«Какое право ты, пацан, имеешь,
Оставить мать, позволить плакать ей,
Ну почему ее ты не жалеешь?
Ну что же ты, прошу, очнись скорей».

Она уже практически кричала,
Она сражалась за него, дралась,
И если б этот день начать сначала,
То, точно так же  за него б взялась.

Он вздрогнул и промолвил еле слышно,
«Я буду жить. Мне рано умирать.
Не плачьте, доктор, я прошу вас, тише,
Я не имею права вас предать».

В халате белом, бледную, как мел,
Ее аплодисментами встречали,
Профессор старый на нее смотрел,
И знал – врачи в России не мельчают.