Песнь восьмая
Изгоев в море дУши плачущей любви тоской,
Напоминая о печальном расставаньи,
Заполоняя мыслью об оставленных порой
Рассветною - в багровых ярких красках,
И будит страстное желание: домой!
Что ж говорить о призрачных террасах,
Среди которых я бреду и спутник мой
И сонм экс-императоров несчастных;
Их пение печально: "Боже мой,
Спаси нас грешных и прости", -
Как плакал день, что умер с ней - тоскливо под горой
Чистилища. Наверх надеются взойти,
Где камни сгладятся, умолкнут бури
И взгляда Райского откроются пути.
"Смотрите, - зашептал Сорделло, - две фигуры
Полупрозрачные, в одеждах изумрудных -
То стражи-Ангелы".. - Смотрю, сияньем белокуры,
Глаза их тёмносини, лица нежны и округлы,
А крылья нежно-зЕлено белы,
Зато в руках мечи, горящие, как угли,
И мы ему: "Зачем у них клинки словно стальные?"
А он в ответ: "Лукавое начало мирозданья,
Змей, соблазнивший Еву, здрав и ныне,
Он, украшаясь, промышляет обещаньями
Блаженства вечного у Вельзевула
Для тех, кто упадёт без покаяния;
Смотрите - что-то чёрное мелькнуло,
Похоже, гибкая спина дракона,
Но Ангелоа мечи его спугнули -
Змей хоть и вечная природа,
Укол меча ему невыносим:
Незаживленьем ран страдает вся его порода".
И Ангелы исчезли в Небе синем,
А мы спустились в тёмный грот,
Где императоры неистово молились;
Один из новых призраков глядел мне прямо в рот,
И я узнал его: "Ужель Висконти Нино,
Правитель округа Сардинии,
Внук погребённого живым дель Уголино,
Того, что встретил в Преисподней льдинах
Не осуждённым, а карателем
Руджери - друга подлого, предателя;
Тут императоры все тоже ахнули: заметили живого,
Здесь ни одна душа не видела такого.
Не буду говорить я много
О восклицаньях удивленья от явленья странного,
Что я средь них до смертного порога.
А Нино, что дель Уголино неудачливый наследник,
Спросил: "Не видел ли ты Иоанну,
Мою красавицу дочуру, что последняя,
Рождённая как будто вдруг женой мне,
Любимое дитя любви неистовой?
Но и жена была мне не верна,
И за меня уж некому молиться;
Надгробие моё увенчано ехидной,
Когда петух Галлура был гербом Сардинии".
Настала ночь. Как будто ближе к стеблю,
Был полюс как в огне созвездия трёх звёзд,
Вергилий мне: "Что жадными глазами ты заметил?"
"Похоже, друг мой, не могу без слёз
Взирать на Веру я, Надежду и Любовь,
Что миру подарил Иисус Христос".
Ответил он: "И мне когда-то грели кровь
Забытые подчас четыре наши добродетели -
Умеренность, смышлённость, смелость, доблесть".
Мы оба - словно и не разных добродетелей радетели.
Свидетельство о публикации №111060501065