Последняя сцена

Отставленный сюжет, поставленная пьеса.
Сутулой рампы свет. Партер, цветы, глаза.
Конечно, не Шекспир. И не до политеса.
Но роль – главнее нет. И чёрным полон зал.

Премьера – не сейчас. Заигранный порою
банальный эпизод, в какой-то сотый раз.
Меняют имена заглавного героя.
Сорвался мир с орбит, унылый парафраз,

дежурные слова, слезливые актрисы,
у ряженых с косой – столь массовый психоз.
А раньше зал ревел, и корчились кулисы,
и толпы юных дев, и тонны колких роз.

А ныне – лишь портрет под угловою лентой.
Пора мой друг, пора. Со сцены даль видна.
Последнее "прости" и дробь аплодисментов.
Под крики "браво!", "бис!" жизнь сыграна до дна.

А где-то "пять минут", "Покровские ворота",
Эдмон Дантес и Граф, Мерседес и Жаннет,
Дракон и Ланцелот, Котовский, Штирлиц... Кто-то
зачем-то дал добро. И зла как будто нет.

Как нет иных путей. Со сцены – как из мира,
где всё – подмостки, и где всякий – лицедей,
где каждый – не дожил, и где не до Шекспира.
Забытый кем-то край отставленных людей.

А Он глядит на нас – так хочется поверить.
Так хочется считать, что это – за грехи.
Но чьи? И почему? А, может, просто двери
попутаны в миру, где все слепы, глухи?

Где Гамлет – в сорок два. А мразь справляет тризну.
Где царство рож кривых. И косо – образа.
Ушёл на дно баркас, где стыдно за отчизну...
Сутулой рампы свет. И мутные глаза...