а-ля дневниковое

[|19 мая. 19.55 по московскому времени.]

Я лежу на собственном кардигане, расстеленном под кремлевской стеной. В Александровском саду гуляют юноши в косухах, улыбающиеся потенциальным кавалерам дамы бальзаковского возраста, девочки в светлых платьях и на умопомрачительных каблуках, мужчины с седоватыми висками, и – их особенно много – парочки. Очень разные: похожие друг на друга, разнящиеся ростом и весом, спорящие, смеющиеся, молчащие, держащиеся за руки, целующиеся.
От них ото всех пахнет ландышами и морской солью, их всех зовут сидами и нэнси, подсказывает мне в правое ухо совершенно не к месту плеер.

Я лениво пожевываю такую канцерогенную зеленую травинку, что, возможно, и не доживу до завтрашнего зачета по истгео. Вокруг величественными руинами разрушенного карфагена лежат пакеты с покупками. Шопинг – лучшее лекарство, да? 

Да ничерта. Шопинг – эта та самая гадость, которая вытаскивает из 30% населения (или, иначе говоря, из 70% женщин) первобытные низменные инстинкты стаи. Поговорите интереса ради с охранниками, работающими в люксовых бутиках в сезоны распродажи: они расскажут, как в скидочные дни костенеют ухоженные пальчики расфуфыренных дамочек, как алчно светятся измазанные консилером глазки и какие коробки конфет таскают готовым услужить и припрятать экземплярчик нужного размера гардеробщицам.

А солнце меж тем блестит румяным пятаком и тихонько сползает за листву, за волхоночное здание с красивым фронтоном, за тот самый горизонт, до которого никому 
не дойти 
пешком.

«И мы с тобою станем вместе, как Сид и Нэнси, как Сид и Нэнси.» - упорствует заклинивший плеер. А вернее, не заклинивший, а поставленный на проигрывание исполнителя «Люмен».П очему у меня оказалась только одна их песня – вот это да, это я понимаю, - вопрос тысячелетия.

Небо будет почище моих пяток в счастливые дни с включенной горячей водой, но чистота эта не столько успокаивает, сколько пугает: того и гляди, мир перевернется, и ты браво ухнешь в бесконечную голую дыру – здравствуй, боже, какая у тебя бледная кожа, здесь, в твоем царстве без ультрафиолета.

Мне улыбаются милые школьники со стаканчиками макдаковской кока-колы, разложившиеся неподалеку, и я машу им в ответ. Привет, ребята. Нет, я не курю, но жвачкой поделюсь, хорошие мои. Нет, я никого не жду. Нет, у меня есть молодой человек. И вам хорошего вечера, и вам удачных ЕГЭ, вы же такие красивые, у вас прекрасные белые зубы, мягкие волосы и светлый смех – но об этом я промолчу, ведь такие комплименты отвешивают незнакомцам только во снах да книгах по пикапу.

Наверное, думается мне, пока я тяну левую руку к очередной соломинке – надеюсь, на нее не испражнялась лошадь конной милиции! – счастье – это очень просто.

Счастье – это лежать здесь, на траве, под манежным небом, растянувшимся на пяльцах демиургов, под углом к огромному лучистому солнцу, в градуса эдак двадцать два по цельсию, на шерстяном кардигане, со своим человеком под боком, молча, рядом, смотреть вглаза, ведь, говорят, друзья – люди смотрящие в одну сторону; влюбленные – люди, смотрящие друг на друга; лежать и молчать, и слушать музыку или ветер, и чувствовать невидимый купол, похожий на огромный мыльный пузырь, накрывший вас двоих, и улыбаться, улыбаться, улыбаться.

«И ни за что не доживем до пенсии, как Сид и Нэнси, как Сид и Нэнси», - шепчут мне, а я встаю, закрываю ноутбук, по-привычному криво усмехаюсь и иду домой. 

Счастье – это так просто, но и ему, увы, приходится подождать своего выхода на шекспировскую сцену. ;