31 декабря 1992

Остался лишь абрис от этого года.
Все меньше и меньше о нем говорят.
Остались неясные линии, родом
из радуги чисел календаря.

Но было! Ведь было – сплетались и жили,
рожали, растили и тешилась явь
над теми, кто весла в квартирах сушили,
над теми, кто жил в общежитиях вплавь.

Топились минуты, часы уплывали,
и дни отступали в волнении вспять,
мы что-то теряли, и нас забывали,
и нас открывали другие опять,

мы где-то грешили, и линии стыли,
и справа налево ломилась тоска,
мы где-то работали, ели и пили,
и пальцем крутили знак пси у виска,

мы чтили картины далекого детства,
мы их продолжали судьбой рисовать,
мы были согласны влюбиться в соседство,
которое даже не знали, как звать;

и жили дождями, и лето носили,
и воздух охапками в легких стоял.
Мы жили волнением сердца – осилить
и выбить из камня себе пьедестал.

Но гибли, его добывая, в обвале.
Другие крутились по жизни волчком.
А стрелки часов на заводе ломались.
И падала бездна на жизни ничком.

И вдруг как-то сразу пугающе просто
от года остался набросок, и тот
расцепится в линиях в миг, когда тостом
вокруг возвестят: «Наступил Новый год!».