Дураки доживают до пенсии
и живут много дольше иных.
Лупят умников мрачные версии,
оставляя отсеянный жмых.
Лет чрез десять мозги скособочатся,
загниёт обветшалый забор,
умник вспомнит про имя и отчество,
а судьба огласит приговор.
Счастье есть! Дуракам я завидую,
моя зависть бела и проста,
я с душой – обожжённою, битою,
у него – велика и пуста.
Мы расходимся боком по улице,
он – весёлый, навстречу бежит.
Небо чёрное, грозное, хмурится,
а дурак унывать не спешит.
Это я всё считаю мгновения,
когда дождь начнёт крыши хлестать,
и погодные злые явления
заношу каждый вечер в тетрадь.
Под конец жизни записи едкие
брошу в печку, рыдать – не рыдать.
В это время дурак марки редкие
утюгом будет гладить, считать.
Он посмотрит в окно: удивительно,
дождь закончился, радуги – блеск.
В это ж время я речью язвительной
электрический вызову треск.
Загоримся, пришло замыкание,
книги – в пламени, стены – в дыму.
Так души я умножил страдания,
так пожар хладнокровно приму.
А дурак записался в пожарники,
он рукав тянет, вылупил ствол,
два пожара – за сутки, ударником
потушил и - на пламя не зол.
Я умру. Не придёт он на кладбище.
Простучит многозвонный трамвай.
На футбол едет он, как на капище,
на футболе находит он рай.
Мы когда-нибудь встретимся, верное,
друга дружке ручонки пожмём:
у него будет пенсия скверная,
а я буду стучаться дождём.
31 мая 2011 г.
С-Петербург
Свидетельство о публикации №111060206128