Ноябрьское 2010 года

Холод. Вот-вот уже и снег пойдет,
на землю небо, вниз сорвавшись, упадет,
и небом станут кроны у придавленных деревьев.
Голо в окружностях рождаемых пустот;
они, как без зубов сплошь – стариковский рот,
или, как воробей, зимой оставшийся без перьев.

Чуда! - так хочет мир небесного огня, 
хоть бы на осветленный час и на осколке дня
всмотреться в зеркало - и не узнать себя, былого.
Груда отяжелевших и брюхатых облаков
от неба до земли висит на пятьдесят шагов,
чуть тащится, раз облаков в ней слишком много.

Воздух, он податлив, словно свежий хлеб.
То утихнет мигом, то говорит взахлеб,
вытягивая чуть подальше свою шею.
Ноздри распухли от него у мокрых лошадей
на ипподроме, где один, другой жокей
гонят их вослед хвостатому жокею.

Шум. Толпа приветствует того, кто выиграл забег.
Ага, вот, наконец, пошел под крики серый снег.
Небо – в отпечатках мокрых на подошвах.
Бужу все свои в расстройствах белых сны:
белый танец танцевать со мной они должны,
с мальчиком давно уже, не как жокей, подросшим.