У кромки воды -1

   Перевод с английского: Janni Lee Simner "Water's edge"

  Лора вспомнила, как он впервые услышала море. Она была в детском саду, и учитель показывал детям раковину, всем по очереди.
  Её пальчики пробежали по жемчужной поверхности внутри, следуя гладким изгибам. "Прижми её к уху - и узнаешь, можешь ли ты слышать океан."
  Сначала не было слышно ничего, кроме возни детей вокруг. Затем, нежно шепча, подул ветер - не в раковине, а где-то глубже, внутри неё самой. Вода плескалась о мокрый песок. Затем волна обрушилась на камни, и, когда она откатилась, запах соли и водорослей заполнил воздух. И тогда -
  Тогда раковину вырвали из рук. "Моя очередь!" - крикнул мальчишка рядом с ней и прижал раковину Лоры к уху своими грязными пальцами. "Эй! - он тряс раковину, как будто это была игрушка с севшей батарейкой. -Я ничего не слышу."
  А Лора слышала. Волны бились о скалы, вздымаясь, падая и снова вздымаясь. Не думая, она подошла к окну, силясь приблизиться к воде.
  Всё, что она увидела, были асфальт и машины на нью-йоркской улице. А всё, что слышала -лишь пронзительные автомобильные гудки. Океан накрыло всем этим грохотом. Лора заплакала, волосы упали на её лицо, и никого не хотелось видеть.
  "В чём дело?" - спросил мальчишка. Он подошёл к ней, уже забыв о раковине.
  "Ничего," -солгала Лора, не могла же она сказать, что он ничего не слышал.
  Никто не слышал. В последующие годы она узнала об этом.
  Ни дети в школе, которе продолжали говорить ей перестать вести себя по -глупому, когда заставали уставившейся в пространство и слушающей. Ни учителя, которые отчитывали за то, что она не отвечала на вопросы. И ни особенно родители, котрые по вечерам так громко включали телевизор, что он заглушал шум моря внутри неё.
  Часто ночами, когда они спали, Лора сидела на балконе их маленькой манхэттенской квартиры, учась, как, не обращая внимания на дорожный шум, слушать никому неслышные волны и зная, что она одна-одинёшенька в этом большом мире.

  У дедушки с бабушкой в Лонг Айленде был дом, который находился на берегу, возле пляжа. Это было бы кстати, но семья Лоры бывала там только по праздникам, когда дом был так полон разговаривающих, галдящих, смеющихся родственников, что Лора не могла слышать ничего - если она только не спускалась к пляжу. Но даже туда, рано или поздно, какой-нибудь двоюродный брат, которого она едва знала, тащился за ней, крича по мобильнику или включив радио на полную мощность. Или появлялся её дед, смеясь, с её дядями, сложив руки на большом животе и раглагольствуя о своей моряцкой юности, когда он нанимался на любой корабль с интересным курсом, пока не встретил лорину бабушку и не осел на месте.
  Бабушка была единственной, кто всегда оставался дома, с поджатыми губами и тонкими седыми волосами, стянутыми в тугой узел. Мама говорила, что бабушкины волосы былы когда-то тёмными и густыми, как у Лоры, но ей с трудом в это верилось.
  Бабушка утверждала, что она остаётся дома, потому что  боится воды, но Лора не видела страха на её лице. Но она видела гнев, закипающий, как огонь, в глубине её чёрных глаз. Возможно, из-за этого гнева они и не приезжали чаще.
 Первое, что заметила Лора в тот день, когда умер дедушка, было то, что  гнев исчез.

  Это случилось в тот год, когда Лоре исполнилось двенадцать. Он умер во сне, что, как сказали дяди, было неправильно для моряка, но Лора не представляла себе, что было бы правильным.
  Похороны были не плохими сами по себе, но дом после них был хуже, чем обычно. Вокруг Лоры толпились родственники, разговаривая так громко, что уставали уши, а от сигаретного дыма щипало глаза. Все они были родственниками со стороны дедушки - бабушка приехала в Америку из Шотландии, и её родня никогда не появлялась.
  Лора пыталась не замечать шум, но он становился только громче. Она бросила нетерпеливый взгляд из окна дома на полоску травы и песка, где серо-зелёные волны Атлантического океана вздымались под бледным небом.
  Она не плакала ни на похоронах, ни здесь, после. Что в ней было не так, что она не могла плакать, как все?
  "Лора!"
  Лора оглядела гостиную и увидела одну из своих теть, сидящую на диване и подзывающую её. Бабушка сиела рядом с тётей с закрытыми глазами, склонив голову к коленям.
  Она взглянула на Лору, когда та приблизилась. Её запавшие чёрные глаза былы окаймлены красным. Дедушка сказал однажды, что по-настоящему чёрных глаз не было ни у кого, только тёмно-карие. Но глаза Лоры были как у бабушки, и в них совсем не было коричневого.
  Лора поёжилась от неудовольствия. Она ненавидела, когда люди смотрят на неё слишком долго. Это было похоже на то, когда ей задавали вопрос, а она слушала море и пропускала его мимо ушей, а от неё всё-таки ждали ответа.
  "Эта похожа на меня," - голос бабушки дрогнул. Она протянула руку, и её костлявые пальцы прошлись по волосам Лоры. Лора увернулась, и бабушкина рука упала, как плеть.
  "Твоя мама похожа на Мэтью. Только посмотри на эти рыжие кудри," -бабушка опустила глаза, уронив руки на колени. "Как будто он снова молод. Как будто снова здесь."
  "Всё в порядке," - сказала тётя и погладила бабушку по спине.
  Бабушкино лицо напряглось, и глаза её ещё глубже  утонули в нём. "Как мне управиться с этим домом в одиночку? Слишком тяжело для меня. Мэтью обещал навести порядок на чердаке этим летом. Он знает, что одной мне туда не подняться. Лестница слишком тяжела для моих коленей. Но этим летом он обещал. Он обещал." Она начала плакать, и даже слабые всхлипывания сотрясали её неболшое тело.
  Лора стояла, не зная, что сказать. Ей хотелось убежать, хотя она знала, что ей седует остаться и как-нибудь помочь.
  "Я - я могу убрать чердак вместо тебя." Ведь уборка была помощью?
Бабушка не слышала. Она обхватила голову руками. Тётя обняла её, успокаивая и говоря, что всё будет хорошо.
  Жар бросился Лоре в лицо, желудок стянуло узлом. Ей нужно было выбраться оттуда. Она отвернулась от бабушки и побежала через комнату мимо всех родственников, чьих имён она не могла запомнить, к чердачной лестнице.
Она направилась на чердак, чтобы помочь бабушке. Так было бы правильно. И всё же, в конце концов, она чувствовала, что сбегает.

Лестница на чердак располагалась в конце коридора, за щербатой старой дверью. Дед никогда не пускал её туда, он говорил, что чердак не закончен. Но теперь деда не было рядом, чтобы остановить её.
Дверь скрипнула, когда Лора её открыла. ПОднялась пыль, заставив её раскашляться. Она отмахнула её, как только могла, щелкнула выключателем за дверью и поднялась по лестнице.
  Помещение, в которое она вошла, оказалось больше, чем ожидалось, забитым ящиками, заполненными  одеждой, поломанной мебелью и пачками жёлтых газет, всё было затянуто паутиной. Свет голой лампочки на потолке пробивался сквозь пыль, как солнечные лучи.  Место не выглядело незаконченным, что бы это ни значило. Лора направилась к газетам, полагая, что она могла бы вытащить их и выбросить в мусор.
  Её нога запнулась обо что-то, и она упала, прокатившись вперёд. Боль пронзила колено, когда она ударилась об пол. Поморщившись, Лора села на пол, думая, обо что же она споткнулась.На одной из досок торчал гвоздь. Когда Лора попыталась вытащить его, он вышел вместе с доской.
  Под полом что-то лежало, тёмное и блестящее. Лора опустилась на колени, чтобы разглядеть поближе. Вещь была покрыта короткой, гладкой шерстью. Лора попробовала слегка потянуть её, и вещь выскользнула из пальцев. Она сделала усилие и потянула ещё. Запах водорослей наполнил воздух. Когда предмет оказался поближе, она услышала шелест волн и тот звук, когда морская пена наплывает на мокрый песок.То, что она держала в руках, было свёрнуто наподобие одежды. Лора развернула её. Верх был сделан для головы, а по бокам и внизу были плавники. Ни швов, ни признаков кроя или шитья Лора не увидела.
  Это была совсем не одежда. Это была тюленья шкура.