Мой памятный отпуск

    Когда я был советско-подданным, то, бывало, с почтением глядел на поджарых, в крупно-клетчатом облачении, американцев, шествовавших группами по Владимирской горке в Киеве или вдоль причала где-нибудь в Ялте или Сочи. Казалось, что возможности их безграничны и они, при желании, могут посетить хоть Луну. Мало того, что могут ехать, куда хотят, все они миллионеры, – говорили «сведущие» люди из народа. Теперь-то я знаю, что далеко не все они миллионеры, и даже миллионеру путь на Луну заказан, это могут позволить себе лишь миллиардеры. Ну, а что касается меня, то теоретически я мог бы навестить австралийцев, китайцев, датчан и «разных прочих шведов». Лучше стран могут быть только страны в «которых ещё не бывал». Но, поскольку меня, как и всякого нормального человека, более всего влечёт недостижимое, я бы с наибольшим удовольствием отправился в 60-е годы прошлого века, в элементарный турпоход по «просторам Родины чудесной». Что могло быть лучше, чем за четверть века до кончины советской власти взять у неё месячный отпуск (а то и больший – с учётом «дружинных» и «кровавых» дней) и отправиться с группой единомышленников автостопом из Киева, скажем, на Кавказ? 15-20 человек в кузове грузовика на рюкзаках, вместо кожаных сидений. Это теперь молодёжь не знает, что такое автостоп, а тогда такой способ передвижения не был чреват ограблениями, изнасилованиями и убийствами. Вскоре после выезда из Киева мы задерживались обычно в Каменке, близ Черкасс, на реке Тясмин. Место там живописнейшее. Недаром почти декабрист Давыдов имел там усадьбу, в которой в наше время был музей останавливавшихся там Пушкина и Чайковского. Вывеска у входа в музей гласила:
«Дом-музей А. С. Пушкина и П. И. Чайковского.
В доме-музее демонстрируются:
А). Жизнь и творчество А. С. Пушкина
Б). Жизнь и творчество П. И. Чайковского
В). Жизнь и творчество А. С. Пушкина и П. И. Чайковского».
     По дороге на Кавказ музеев больше не было, были только вывески, одна из которых, на обочине трассы при подъезде к Теберде, где обитают карачаевцы и черкесы, взывала:
       «Да здравствует коммунизм. Ахь!!!»
Но на Домбайской поляне, километрах в тридцати выше Теберды, коммунистические призывы сменялись песнями незабвенных Окуджавы, Высоцкого, Галича, Визбора, Клячкина и ныне здравствующих Кукина, Городницкого и Кима. Пеший переход через кавказские перевалы с ночёвками, бараньими шашлыками, красными винами и прочими прелестями занимал порядка двух недель. Вечерами на привалах звучали и песни бардов-корифеев, и те песни, авторы которых были неизвестны; исполнители их имён не объявляли, ибо сами их не знали, но тогда над этим никто не задумывался; а теперь, попробуй-ка редактор напечатать в журнале захудаленький стих без имени автора – что тогда будет!
     Особых приключений на пути через горы не было. Только один раз то ли рысь, то ли барс сунулись ночью в палатку, но я включил фонарик, и всё обошлось. И ещё, помнится, в октябре 64-го года спустились мы с гор в районе Пицунды, идём-идём к морю по лесной дороге вдоль какого-то предлинного забора под тяжестью рюкзаков и палаток, и вдруг, откуда ни возьмись, на нас буквально налетает военный газик, и какой-то майор, размахивая пистолетом, орёт: «А ну, марш отсюда в лес! Чтоб вашего духу тут не было!» Уже в Гаграх узнали мы о великой неприятности, случившейся в то же время с дорогим и уважаемым Никитой Сергеевичем. Оказалось, что забор, от которого нас отпугнули Органы, был забором его дачи, а тот самый день был его последним днём на этой даче. Поистине, неисповедимы пути Господни...
   «Отпускные» походы 60-х годов отразились и на моих письменах. Например:

Не вечна ночь. И потому,
бредя подземными путями,
рассвет расталкивает тьму,
неслышно двигая локтями.

А вот и солнце всходит низко.
Оно, пока исподтишка,
ласкает спящую туристку
сквозь толщу спального мешка.

Но снятся ей другие ласки,
что подарил худой, как лист,
а ночью был, что принц из сказки, –
в соседнем  спальнике турист.   

И ещё один стих, который я произвёл при встрече с немногими участниками невозвратных походов, живущими ныне в Америке:

И снова осень, скорая, как сумерки,
сквозь холода циклонов в город приползла,
А мы глядим, глядим, и в этом сумраке
мы вспоминаем прежние дела.               

И где-то слышится гуденье Аманауса,
и где-то видятся Домбай и Алибек,
и перед нами осень будто расступается,
а мы идём то вверх, то вниз, то снова вверх.

Нас перевал Домхурц опять встречает холодом,
под ним внизу озёра-блюдца и стада.
А мы здоровы, радостны и молоды,
и снова вместе, вместе, как тогда.

Поскольку никто из наших композиторов в Америку не приехал, мы спели эти стихи на мотив:
   «Четвёртый день пурга качается над Диксоном,
    но ты об этом лучше в песне расскажи».

                Октябрь 2007 г.