Встречи. История Пятая. Сны

Уже третий день шёл дождь...
За письменным столом, захламлённым документами, справками и письменными принадлежностями, бережно держа в руках ветхий фолиант, сидел пожилой врач; лицо его, силуэт, да и всё вокруг казалось тускло-жёлтым, даже оранжевым из-за горящей свечи на столе. Вокруг огонька, кружась, летал мотылёк, то ли опасаясь подлететь слишком близко, то ли просто забавляясь со мнимым противником. Старик вздохнул и открыл тетрадь.
На пожелтевших от времени страницах аккуратным почерком были написаны стихи, кое-где поэзия переходила на прозу - обыденные повседневные описания; иногда к записям прилагалась дата, ещё реже - время. Некоторые страницы вводили в некую меланхолию, тоску по прошлому: к ним были прикреплены фотографии - такие же старые, как и сама тетрадь, а, быть может, и старее. Старик перелистывал страницы всё медленнее, дыхание с каждой просмотренной записью учащалось, руки дрожали; наконец, он нервно отбросил тетрадь, закрыл лицо руками и погрузился в собственные смутные догадки.
"Алексей, Алексей... Действительно ли ты слышал мои последние слова, придал ли им значение?.. Если бы ты только знал, чего стоило мне всё это создать - и этот мир, и себя, и тебя... Но ты идеален. Ты не интересуешься ничем, кроме своих обязанностей. Таким я тебя и задумывал. Значит, всё действительно удалось..."
Мотылёк по-прежнему кружился над свечой. Старик протянул было к нему руки, но в последний момент остановился, передумав. Если судьбой предначертано гореть, так зачем спасать? Рано или поздно предначертанное настигнет, и кто знает, что было бы на самом деле лучше...
"Осознанные сны. Возможность строить и управлять. Абсолютный контроль, стратегия и тактика, манипулирование и подчинение... До недавнего времени всё это казалось мне каким-то бредом, выдумкой, новым подобием религии. Каким же глупым я был, когда считал, что на этом особенности сновидений заканчиваются. Я столько лет изучал впавших в кому, в летаргический сон, даже тех, кто страдает банальной, казалось бы, бессонницей - и постигал тайны, и углублялся в неизведанное, и всё-таки у меня вышло... Быть может, теперь я смогу всё исправить - или хотя бы увидеть миг того, что могло бы быть дальше..."
Послышался слабый скрип - и миниатюрный механизм колокола прозвенел двенадцать раз. Часы - настольные, но очень схожие с теми, высокими, что украшают гостиные в богатых домах  - пробили полночь. Старый врач потянулся за блокнотом и вновь его открыл - на этот раз с конца.
"Никто не нуждается в моём существовании, так?.." - сказал он вслух самому себе.
Последние страницы уже не отличались красотой: вместо ровных линий на них пестрели чернильные пятна разных цветов и величин, кое-где краски сливались в совсем крошечные картины - из чёрного и красного, из боли и крови, из смерти и любви. Но один из разворотов отличался от всего, что было в блокноте: на одной его стороне была нарисована свеча - такая же, какая горела сейчас на столе - и мотылёк, протягивающий свои хрупкие лапки к смертоносному огню; вторая же страница пустовала. Недолго думая, старик взял со стола первую попавшуюся ручку и стал писать:

"...и Мотылёк, совсем ещё юный, непокорный, узрел Огонь во всей его тихой и властной красе, и пожелал прикоснуться к нему, дабы самому воспылать той страстью, коей пламенела Свеча, породившая Его возлюбленного - и сгорел, и тлен Его покрыл, словно хрупким снегом, совсем юных Его детей... Те, повзрослев, полетят лишь на искусственное мерцание электрических ламп и фонарей, изредка позволяя своему любопытству взять верх над силой воли и коснуться взглядом яркой Свечи, и обронить свою невесомую пыль на ристалище страстей Огня. Они выучат урок. Мы же - нет. Продолжая наносить друг другу болезненные удары, оставляя словами шрамы, взглядами - ожоги, где бы мы ни были, нам не было покоя; мы стремились друг к другу, словно Мотыльки - к Пламени, и обжигались, и вновь, обождав, продолжали свои, не несущие ничего, кроме боли, попытки: но в этом была вся наша Жизнь".

Закончив писать, он посмотрел на почти догоревшую свечу: крылатого создания ночи уже не было - видать, быть увековеченным в страстном порыве для того было гораздо важнее долгой и беспечной жизни. Ему же оставалось совсем немного. Что хранят глаза, потускневшие от времени, какие чувства таятся в сердце, какую боль вынесла душа?.. Нет. Теперь даже в этом мире, созданном для самого себя, нельзя открываться никому - даже пустоте.
"Осталось ещё три дня. Три сна. Быть может, та часть меня, ещё не узнавшая Её, не сотворившая того, что погубило Её, сможет предотвратить случившееся - и хотя бы здесь, в этом мире моего сна, Она останется жива, а я, в свою очередь, смогу хоть как-то искупить свою вину перед нами обоими. Истинная верность, безграничная преданность, бескорыстная любовь - знает ли хоть кто-либо, что это на самом деле? Хватит ли им жизни, чтобы узнать, что скрывается за опороченной маской чувств и ощущений?.."
Свеча догорела. В кабинете воцарился мрак и абсолютная тишина.
"Нет."

-----------
2006 г.