Россия правовая. PS
(Лоуренс ДЖ. Питер: "Принцип Питера".)
ХХ! век строго поглядывает на нас. И становится немножко не по себе. «Очевидно, что вместе с рефлексом свободы существует также прирожденный рефлекс рабской покорности. Хорошо известный (физиологу Ивану Павлову) факт, что щенки и маленькие собачки часто падают перед большими собаками на спину. Это есть отдача себя на волю сильнейшего, аналог человеческого бросания на колени и падения ниц — рефлекс рабства, конечно, имеющий свое определенное жизненное оправдание. Нарочитая пассивная поза слабейшего, естественно, ведет к падению агрессивной реакции сильнейшего, тогда как, хотя бы и бессильное, сопротивление слабейшего только усиливает разрушительное возбуждение сильнейшего. Как часто и многообразно рефлекс рабства проявляется на русской почве, и как полезно сознавать это!» Так однажды директор Петербургской таможни и участник Комиссии по составлению законов А. И. Радищев попытался осознать «это». Имея непоколебимые убеждения, он «в 1790 году наивно думал, что в России еще можно заниматься философией и горько поплатился за эту иллюзию».
Тогда, обезоПАСИВ себя основательной удаленностью от Сибирских берегов святой Елены, американский социолог Чарльз Кули (1864–1929) отважно решил выяснить, откуда исходят все эти странные мотивы? Насколько это было возможно, он изучил в 1902 «Человеческую природу и социальный порядок» и пришел к выводу, что «представления, которые люди имеют друг о друге, являются реальными фактами общества, и что наблюдение и толкование их должно быть основной задачей социологии». Вот и получалось, что при общественном разделении труда, один должен писать тексты, а другой – придумывать МОТИВ(Ы)… которые «исходят из личных представлений».
Но родители юного Джона Пирпонта Моргана (JPM) пытались навязать ему не шерстяных носков, а каких-то героев. Конечно не фельдмаршала Суворова, некогда покорившего Польшу, а потом «наблюдавшего за успехами республиканской Франции, мечтая сразиться с молодым Бонапартом»; и не Маршала Жукова, который в 1946 году на заседании Главного Военного Совета был обвинён в незаконном присвоении трофеев и раздувании своих заслуг в деле разгрома Гитлера с личной формулировкой И. В. Сталина «присваивал себе разработку операций, к которым не имел никакого отношения». (Будущего финансиста не интересовало даже то, что «члены Политбюро обвинили Жукова в «бонапартизме» за то, что он вывел политотделы из состава сухопутных войск»). Может Джордж Вашингтон? Ведь «Джордж Вашингтон был великолепным примером демократического лидера – честного, трудолюбивого, презирающего всяческие привилегии, в то время как герцог Веллингтон (его очень почитал отец Джуниус) олицетворял собой освященную веками власть военной аристократии. Тем не менее, для будущего финансиста Моргана, как и для большинства американцев его поколения, неоднозначный с точки зрения морали Наполеон Бонапарт был значительно более привлекательным, чем добродетельные отцы Войны за независимость или консервативный британский герцог». При такой независимости взглядов трудно воспитать настоящих патриотов. Зависимость взглядов, вот гарант государственного благополучия!
Однако, основателя российской юридической науки и теоретического правоведения Михаила Михайловича Сперанского (1772 - 1839) не занимали пустые разговоры. Период с 1808 по 1811 год был эпохой наивысшего значения и влияния Сперанского, о котором именно в это время известный Жозеф де Местр писал, что он “первый и даже единственный министр” империи. За это время Сперанский, по поручению Александра I, составил план общей политической реформы, которая охватывала весь строй политических и гражданских отношений. Законодательство, суд, администрация (от волости до высших учреждений), крепостное состояние, – ничего не было забыто в этом плане. В ноябре 1809 года император одобрил план и решил постепенно приводить его в исполнение… Но, «По разным причинам, которые имели более биографическое, чем политическое, значение, Сперанский был уволен от должности, едва только начали вводиться преобразованные им учреждения. Он получил отставку в марте 1812 г. и, сверх чаяния, сослан был в Нижний, напутствуемый самой искренней бранью со стороны высшего общества и ожесточенной озлобленностью со стороны народа».
Профессор Московского университета историк В. О. Ключе;вский (1841 - 1911) легко понимал причины ненависти первого; менее понятен был ропот, поднявшийся против Сперанского в народе. Ведь суда, в отличие от Иосифа Бродского, над Сперанским не было. Да и как мог либеральный Александр I допустить суд над человеком, который трудился во благо отечества по восемнадцать часов в сутки… С Бродским было все определённей! Суд вернулся, и судья зачитал приговор: «Бродский систематически не выполняет обязанностей советского человека по производству материальных ценностей и личной обеспеченности, что видно из частой перемены работы. Предупреждался органами МГБ в 1961 году и в 1963-м - милицией. Обещал поступить на постоянную работу, но выводов не сделал, продолжал не работать, писал и читал на вечерах свои упадочнические стихи. Из справки Комиссии по работе с молодыми писателями видно, что Бродский не является поэтом. Его осудили читатели газеты "Вечерний Ленинград". Поэтому суд применяет указ от 4. V. 1961 года: сослать Бродского в отдаленные местности сроком на пять лет с применением обязательного труда».
Но ссылка в административном порядке, без суда и публичного обвинения Сперанского, оставила выдающемуся публицисту и социологу С. Н. Южакову (1849-1910) вопрос: “За что был наказан и заточен человек?” Ведь было нелепо «обвинять Сперанского в франкофильстве и пожертвовании русскими интересами, когда исключительно благодаря его инициативе и энергии был создан таможенный тариф 1810 года, столь сильно повредивший французской торговле и промышленности и открывший вместе с тем первую серьезную брешь в континентальной системе, этом любимом детище Наполеона? Ему ли, наконец, предъявлять обвинение в измене в интересах Франции и Наполеона, когда именно через него в течение стольких лет Александр направлял свою неофициальную политику, не доверявшую официальной французской дружбе?» Но, может быть, все дело было в том, что «Сперанский вполне ясно сознавал, что крепостное состояние было несовместимо с политическою свободою, потому что интерес дворянства, нуждавшегося в сильном правительстве для подчинения крестьян, и крестьянства – видевшего в сильном правительстве единственный тормоз, обуздывающий произвол господ, – равно противоречили политической свободе?» Но разве вещественному крепостному народу было интересно знать, что «Гражданская свобода имеет два главные вида: свобода личная и свобода вещественная».
Конечно, правоведу, философу и социологу Богдану Александровичу Кистяковскому (1868 - 1920) после революции 1905 года могли сказать, что русский народ вступил чересчур поздно на исторический путь, что (ему) незачем самостоятельно вырабатывать идеи свободы и прав личности, правового порядка, конституционного государства, что все эти идеи давно высказаны, развиты в деталях, воплощены, и потому (вам) остается только их заимствовать. Но даже в этом случае Кистяковский знал, что ответить «В защиту прав»: «Если бы это было даже так, то и тогда мы должны были бы все таки пережить эти идеи; недостаточно заимствовать их, надо в известный момент жизни быть всецело охваченными ими; как бы ни была сама по себе стара та или другая идея, она для переживающего ее впервые всегда нова; она совершает творческую работу в его сознании, ассимилируясь и претворяясь с другими элементами его; она возбуждает его волю к активности, к действию…» Это в первую очередь касается политической элиты и правоохранительных органов, чтобы там не говорили о рыбе.
Но, видимо страшась "Духа законов", славянофил Константин Аксаков решил не отвечать на исторически провокационный вопрос Кистяковского, где наш "Общественный договор"?, но стал утверждать, что «в то время, как "западное человечество" двинулось "путем внешней правды, путем государства", русский народ пошел путем "внутренней правды". Поэтому отношения между народом и Государем в России, особенно до петровской, основывались на взаимном доверии и на обоюдном искреннем желании пользы. "Однако, - предполагал он, - нам скажут: или народ, или власть могут изменить друг другу. Гарантия нужна!" - И на это он отвечал: "Гарантия не нужна! Гарантия есть зло. Где нужна она, там нет добра; пусть лучше разрушится жизнь, в которой нет добра чем стоять с помощью зла"». Когда же самодержавная жизнь разрушилась, Иван Павлов в 1918 году и предложил тем, кто не знал что взять: «Возьмите вы наших славянофилов. Что в то время Россия сделала для культуры? Какие образцы она показала миру? А ведь люди верили, что Россия протрет глаза гнилому Западу. Откуда эта гордость и уверенность? И вы думаете, что жизнь изменила наши взгляды? Нисколько! Разве мы теперь не читаем чуть ли не каждый день, что мы авангард человечества! И не свидетельствует ли это, до какой степени мы не знаем действительности, до какой степени мы живем фантастически»!
И все же! не смотря на то, что Константин Аксаков не разделял заграничных скитаний, бежавшего из Советской России «Народного монархиста» Ивана Солоневича, тем не менее, последний разделял путь «внутренней правды» Аксакова. До 1953 года он искренне верил в то, что русский человек, даже разрушая внешние храмы, внутренний свой храм не способен разрушить! И грех за содеянное он не выставит на показ… Ведь «даже и Ленин – Сталин «казнью Николая Кровавого» предпочитали не хвастаться никак. Даже московские коммунисты как-то ежились при упоминании об этом убийстве: «Да, конечно, это была политическая необходимость», но в глаза не смотрели». Потому что все было по правде, в которой без суда, но с трагическим следствием даже детям царской семьи пришлось ответить за своих родителей!
Якобинцы в этом отношении не были похожи на беспредельных бандитов. Известно, что король Франции Людовик XVI был заключен с семьей в Тампль и обвинен в составлении заговора против свободы нации и в ряде покушений на безопасность государства. 11 января 1793 г. начался суд над королем в Конвенте. Людовик держал себя с большим достоинством и, не довольствуясь речами избранных им защитников, сам защищался против возводимых на него обвинений, ссылаясь на права, данные ему конституцией. 20 января он был присужден к смертной казни большинством 383 голосов против 310. Людовик с большим спокойствием выслушал приговор и 21 января взошёл на эшафот. Его последними словами на эшафоте были: «Я умираю невинным, я невиновен в преступлениях, в которых меня обвиняют. Говорю вам это с эшафота, готовясь предстать перед Богом. И прощаю всех, кто повинен в моей смерти». И растворился в его сознании 1649 год, когда Председатель суда БрэдШОУ произнес: «Карл Стюарт как тиран, изменник, убийца и открытый враг присуждается к смертной казни через отсечение головы от тела».
Однако, относится ко всему нужно с достаточной долей юмора и понимать, что опасность для любого государства кроется в чрезмерной тонировке стекол… Ведь только Незлобин и весь Comedy Club знает, что "все тонируют машины, чтобы не было видно водителя, а в Полевском машины тонируют, чтобы не видеть город..." Но, пока же в адрес Государственной Думы будет поступать отрицательный отзыв правительства на законопроект, позволяющий уже сегодня ратифицировать 20-ю статью Конвенции ООН против коррупции, мы можем ни о чем не беспокоится. Пусть «Документ предусматривает наказание чиновников-взяточников за несопоставимые с доходами расходы» и пусть «эксперты объясняют затянувшую паузу с обсуждением этой инициативы отсутствием политической воли руководства страны». Давайте просто желать друг другу пользы! Ведь для стабильности России достаточно и того, что «сама конвенция давно ратифицирована – за исключением именно 20-й статьи».
Комедия должна продолжаться! Назло угрюмому трагику Еврипиду… каждый продвинутый ДЕППутат каждую пятницу может вспомнить, как в 464 году до н. э. комедия была официально допущена для государственных представлений, но так как она, сохраняя ряд черт фаллического культа, отличалась изрядной вольностью в выражениях и костюмах, жестах и плясках, то женщины и дети долгое время на представления комедий не допускались.
Но самое главное заключается не в комедии, а в том, что Председатель Конституционного суда РФ Валерий Зорькин хоть и «не уверен в том, что Россия исчерпала лимит на революцию», однако «уверен в том, что она точно исчерпала лимит на катастрофу». Об этом глава КС РФ заявил в ходе своего выступления на пленарном заседании в Михайловском замке, где проходил I Международный юридический форум. При таких позитивных условиях, только русский психиатр Ганнушкин П. Б. (1875 – 1933 гг.), некогда критиковавший теорию Ч. Ломброзо о «прирожденном преступнике», может предположить, что пока Россия не исчерпает лимит на «конституциональную глупость» и политическое безволие, она не исчерпает лимит на катастрофу.
Свидетельство о публикации №111052903226