Путеездие в Квебек

   Да-да, путеездие. Не пешком же Захар и Катя Теляткины, специалисты по жизнеустройству, а по-просту Эс-ЭС-Ай-щики (кто не знает - живущие в Штатах на SSI - пособии по бедности), шли из Бруклина прошлой осенью в эту канадскую франкоговорящую провинцию. Они только что присягнули на верность новой родине, и, получив заветные синие корочки паспортов,  решили  публично продемонстрировать свою увеличившуюся для Штатов значимость бестрепетным пересечением на машине границы этой благословенной страны. (В паспортах их имена-фамилии были напечатаны без изменения, правда, английскими буквами, хотя соседи по дому укоротили их до "Зах" и "Кэт", и мы их дальше так будем звать для краткости).
   По дороге через огненно-осенний Вермонт они посетили мраморный заводик, переехали через мраморный же мостик и обозрели фабрику-ферму мороженных олигархов Бена и Джерри, двух ленивцев, бросивших школу и основавших замораживание собственного молока от собственных коров на кормах собственных же угодий. Чета Теляткиных стояла, заворожённая, перед огромной, как в аэропортах, стеклянной стеной и глядела, как всё это делается, начиная от дойки коров.
   На границе с Канадой, скользнув взглядом по паспортам, часовой новой родины спросил из будочки, едут «по делам или так погулять» и, получив исчерпывающий ответ, махнул рукой. При подъезде к Монреалю Теляткины обнаружили, что ничего не понимают в дорожных знаках, ибо все надписи были по-французски, а не хотя бы по-английски. Поэтому на генеральной развилке перед Монреалем они наугад двинулись по прямой, которая очень быстро превратилась в кривую, завернув их вправо, и вскоре они обнаружили, что едут не к городу, а параллельно его панораме.
Как говорят, «хоть видит око, да зуб неймёт». Когда этот французский колосс явно начал оставаться слева-сзади, Теляткины съехали на заправку, но там никто их не понял. Повернули обратно и, методом «тыка», всё-таки въехали в Монреаль. Вот радость-то!...    Там, измученные, зашли в ресторан, где их пожеланий, опять же, не уловили и, вместо салата, принесли... рыбу. Теляткины начали жестикулировать, показывая на пол и медленно приподнимая руки (растёт, мол, ну, как не понять?). Официант радостно закивал и принёс скамеечки под ноги (места им достались, из-за заполненности ресторана, высокие, барские, то есть при баре, а может, главноусаживающий их не уразумел). Тогда Теляткин начал изощряться в произношении слова Salad, коверкая это простое английское слово на все лады. Собрались все официанты, и одна, молоденькая, радостно закричала: – «А, САЛАТ!» –  совершенно по-русски, с ударением на последнем слоге и с буквой «т», а не «д» на конце. Теляткины обратились к ней по-русски, но она других русских слов не понимала. Вышло, что «салат» – слово также и французское!...
    Затем Теляткины пошли по магазинам (захарово «смертевое наказание», по выражению их племянницы-школьницы, Лены). Этим же словосочетанием Зах пользовался по пятницам, когда надвигалась уборка квартиры, – столь необходимая, по мнению жены, – разрываясь между любовью к жене и ненавистью к её прихоти. А теперь Кэт приспичило найти шляпку точно под масть её шубки, как будто этого нельзя было бы сделать в Бруклине. Кэт начала произносить английские слова cap и  hat  на французский манер, т. е. в нос, но, видя отчаяние продавщицы, находчивый Зах покрыл макушку жены ладонью. «А, ШАПО!» – радостно  вскрикнула продавщица и вынесла десяток шляпок. Но, сами понимаете...   Пошли в следующий магазин, там с порога Зах закричал:  «ШАПО! ШАПО!» Чету обступили продавцы, одни мужчины, – признак солидности фирмы, и Зах, чтобы выиграть время, стал скандировать известные ему французские слова: «бонжур-мадам, о-ревуар, Наполеон, Эдит Пиаф, Ив Монтан...» Продавцы благосклонно кивали, хотя и переглядывались, но, когда Зах произнёс: «Николя Саркози» с ударениями для обоих слов на втором слоге, –  одновременно от него попятились. Зах совершил двойную оплошность: во-первых, ударения, а во-вторых (а в данном случае – во-первых), Саркози для квебекцев – это выскочка, то ли венгерский еврей, то ли еврейский венгр, уже тогда рвавшийся во французские президенты. Это Заху объяснил его сосед, мистер Поццолини, когда Теляткины вернулись в Бруклин. Приобретение «ШАПО» тоже отложили до Бруклина...
    Из Монреаля поехали в город Квебек. Там тоже все слова выстреливают с ударением на последнем слоге, кажется, ещё более сильном, чем в Монреале. Из Квебека по автостраде помчались смотреть Иерусалимскую панораму. Зах ведёт машину, Кэт смотрит в карту. Вот, изрядно проехав, Зах глядит на дорожный указатель, на нём написано: «Деми-тур». Спрашивает у штурмана-жены: – «Есть на карте Деми-тур?» – Та отвечает, что нет, наверно, посёлочек маленький. Проехали ещё немного, опять плакат с Деми-туром, и опять нет на карте. Теляткины забеспокоились. Вскоре опять этот Деми-тур возник.
–  «Дай-ка, заверну туда, –  осенило Заха, – может, так Иерусалимская панорама здесь называется, мистер Поццолини сказал, что на неё несколько экзитов (съездов)». Свернули. Дорога закружила их машину и выбросила на автостраду в обратном направлении.
–  «А, ю-турн!» (разворот) – воскликнули Зах и Кэт одновременно.   
    Пробыв во французской Канаде несколько дней, Теляткины покинули этот благословенный Богом край. В нём, что ни посёлок, что ни улица, везде к названиям приставлено «Св.» – все святые. Покинув Монреаль, Зах оглянулся на панораму этого блистательного города, который был весь в огне от утренней зари. Наверное, такой виделась кумиру квебекцев, Наполеону, Москва, когда он уносил ноги (и остальные части тела) в императорской кибитке. Правда, тогда зарево было от пожаров. Зах, отнюдь не пациент «Палаты №6», имел право сравнить себя с Наполеоном по причине одинакового с ним роста. Последние открытия поведали нам, что Бонапарт был не такой уж и маленький (1м.67см.), как и Зах. Просто возле Наполеона всегда были высокие маршалы. Но подле Заха маршалов нет, и с Наполеоном его никто не путает.
                Октябрь 2008 г.