Исповедь о счастье ХХ

Глава ХХ

Белые ночи



     Уже начал падать на землю дрожащий сумеречный свет…Я стоял в своем саду и, вдыхая удивительный аромат цветущей черемухи, слив, вишен, чувствовал, как от нежности к самому любимому уголку моей жизни готов просто расцеловать каждую сосенку, яблоньку. Я застыл в каком –то счаст-
ливом трансе… Уже началось сияние Белой Ночи…
      

     Уже, как на рассвете, с новой силой запели птицы, соловей, хоть и не курский, залился трелью, уже все вновь задышало какой-то новой неведомой силой…Природа и не думает успокаиваться. Этот сиреневый дрожащий свет не знает покоя, он живет и не может насытиться  тобой, потому что ты, твое восхищение, восторг- энергия, суть его!

    
 Смотрел на какие –то неизвестные мне небольшие алые цветы,  которые , в самом начале весны, уже утверждали новую жизнь, уже цвели в полный рост,  думал…

    
Боже мой! О чем может думать сошедший с ума,  от этого счастья, человек? В дом позвала дочка, но жена вдруг : «Смотри,  свечки зажглись на наших соснах…». Меня оторопь взяла, сосенки наши – спасать что ли? Резко оглянулся- ничего! Но, вдруг, я увидел, я понял!  Новые ростки сплошь на каждой ветке вытянулись вертикально вверх. 

      
       Свечки! Вот и новая жизнь пришла к нам, а сосенки вновь подрастут за лето , очень сильно подрастут…Не так уж много лет прошло , родные мои, как мы Вас, совсем маленьких, привозили из леса и давали жизнь на новом месте. А Вы вот уж какие вымахали! Выше дома… Прижились…Недаром я, проходя мимо, ласково касаюсь Ваших ветвей и шепчу Вам: “Какие Вы светлые и нежные, как ласковы Ваши иголочки…».

   
    Когда я , вдруг, понял, что хочу написать Исповедь, главу 7, почему-то стало
не по себе…О Машеньке писать, о взрослом человеке, который уже давно  на мир
своими глазами смотрит и понимает его, опять –таки давно, не так , как ты, вдруг
всем людям сказать- было так! А этот ,взрослый уже, милый мой человечек: «Не
так!» И что делать? Болело сердце…Болело от безысходности, понимал- не удержусь, нужно же успеть рассказать, как счастлив я, что есть у меня Машенька!

    
       Лена с Катюшкой в театр умотали- выходной! Очень редкий выходной, когда мы в деревеньку нашу не уехали…После театра у них еще поход в кафе, - надо же Катюшке и мороженного, а потом уж и дома посидеть!

      
      Вот я и решился… И полились, как прибой, только без конца, слова нежности и
любви, а иногда , очень редко, сожаления…  Минуты, часы-  не замечал! Дочь стояла перед глазами… Вспоминалось многое… Особенно любовь наша с Машенькой -святая!

   
        И помнит моя доченька, уверен , мою нежность и ласку… Помнит, когда, страстно желая, чтобы училась моя дочка дальше и дальше-  уговаривал: ты только поступи, потом я тебе всегда помогу…И до сих пор мучаюсь- все ли тебе отдал, помог ли вообще в жизнь нашу взрослую вступить?! Брату твоему, стар-
шему, наверное больше отдал… И не потому, что…Просто так получилось…

      
      Прости… 

    
      Ты знаешь, доченька, никогда ведь раньше не думал об этом, просто жил и любил своих детей (и кто бы что бы сейчас не сказал- любил вашу маму) . Много времени прошло… Беда ведь только в одном: время прошло … И ,Слава Богу, существует Святой Закон Жизни- дети, пока ты жив,- твои и ты (всегда!) за все в ответе!  Хоть вы, тетеньки и дяденьки стали, крутые до невозможности!

      
      Забыв обо всем писал и писал, летело время…
      

      Столько много всплывало перед глазами, и, дочь, по-настоящему, я, ведь только печатая вот это все-  понял : ты и брат твой, Антон, пока были вы маленькими,  создали вокруг меня какую-то удивительную ауру,- я ведь, (даже просто вдыхая ваш запах!)-  каждый раз рождался заново!


      Что бы ни случалось , на работе ли, дома ли, Вы- главным были…И приходя домой, я забывал все…Вы, мои дети, были главным!


      Помню радость эту счастливую когда ты и брат твой бежали навстречу мне и
маме вашей, а бабушка, не успевая за вами  лишь махала рукой издалека и вы,
детки мои любимые, бросались мне , первому, на шею … И счастлив я был беско-
нечно задыхаясь в ваших объятиях. А у мамы вашей хватало мудрости не обижа-
ться, что не она первая. Просто вот так было…

       Уставая печатать,  наливал рюмочку  ирландского виски, помогало…И вновь- печатал! Опомнился часов через пять после ухода Лены с Катей, позвонили- идем!
Пришли, наконец, солнышки мои…И только сейчас я понял- просто страшно голоден! Ленку на кухне закрутил, завертел- есть хочу! Катюшка: «Я – в пасьянс на компе?»- «Да играй!». Что ж делать!   С Ленушкой даже выпили. Ну как не выпить
такую височку!


       «Лен! Ты ж долго просила о детях моих написать  что-нибудь ласковое и теплое, ты боялась, что будет у нас что-то не так- читай!» . Катенька: «Папочка! Я сверну свою игру!». «Конечно!». Лена: «Ты опять что-то необыкновенное написал, не усну…»
       «Катенька! Доченька! Как же это все пропало?!». Не вернуть! «Лена! Там же часов пять сплошной боли! Там слезы мои!»- «Ты ж комп свой знаешь, не паникуй…».


       Потом подсказывали, что спецы восстановят…Какое, на хрен, спецы?!!!       
       Другое дело- интересен был бы я им…


       Ноль!!!  Кому и как объяснить, что все ,что исчезло- это Мое просто невоспол-
нимое достояние! Кого я только не просил помочь…


      Катенька моя, мое чудо… Лена слова не молвила , боясь меня ранить, боясь
участием навредить, а эта , душой уже мудрая женщина, понимает которая  - она
виновата( только я думаю- в чем?), много дней подряд молча прижмется ко мне ,
целует, обнимает: «Папочка , как дела у тебя, давай поиграем в стихи (игра наша
такая- рифма).
   
 
     И нежно улыбается дочка удачно рифму придумав,- в секунду, а я , целуя ее, и,
случайно, заглянув ей в глаза ,замираю от счастья- она ж до сих пор меня лечит!


      И сколько понимания и мудрости в этих шестилетних глазах!   
      Весна!
      А какой-же охотник весеннее открытие охоты проспит!
      Есть разные типы охотников…
      Есть даже те, кто по обязанности…
      Всякие есть…
      У меня может долго перебарывать желание с семьей побыть,
      но, понять  не могу, почему, вдруг, однажды: «Лена! Я поехал!»
      И, умница: «Мы будем ждать!» .
      
    
       И приезжаю в сказку!  Места- хоть когда, дичью полны!
       А я, пока еду, понимать начинаю, затем и еду, чтобы пока наши охотнички
       в тайгу уйдут- писать я буду в этой красоте и тишине… Как объяснить, и
       кому?! 

            Мужики в ночь собираются, глухариный ток – не шутка, с очень раннего
      утра, за пару километров, на цыпочках, тогда, может быть удача будет…
          Вот только до места, от которого пару километров , часа три добираться,
      да еще на серьезной технике, да пешочком еще, когда техника эта встала,
      проклиная то ли ноги свои, то ли тропы эти нехоженные…


          И с тоской смотрю на сборы ребят, уже готов сказать: «Я с вами, черт по-
       бери, еду!». И удерживает только одно: я чувствую, что готов писать, просто
       дрожу от нетерпения остаться одному  и к « буку» своему …и писать до умо-
       помрачения …Ну все! Уехали!
             И знаю все наперед:  какая ночь будет, знаю, что ночью будет- ноль  если
       ты, сдуру, перепил ! Знаю, что не егерь, а кто-то из нас, охотничков, тихо кос-
       нется твоего плеча и уже шепотом: «Вставай, дружок!». Знаю, что все равно
       кто-то предложит: «Может чайку!?». И яростный, просто шипящий, шепот в
       ответ, тишину сохраняя : «Молчи !».
             Это может и лучший дружок прошипеть!  И начнется долгий путь к  глуха-
       риному току, молча, матерясь про себя, долгий, еще и потому, что все- на 
       цыпочках!  Глухарь, его ведь просто любить надо за мучения  свои, когда    
       мясцо кушаешь…
       

             Рябчик намного вкуснее!
             А  ГЛУХАРЬ…


             Это не его, это- твоя песня!!!  Не знаю, что ребята думают, медведей
          у нас - море , а наши заморочки с глухарями- баловство, если МИШКА вдруг
         решит  позабавится…А карабины наши, хоть и берем с собой, все- там,
         в лагере…Так  ведь и законы наши дурные, если я с карабином не в сезон-
         браконьер значит!  А я, если с женой и дочкой по ягоды в наши места,
         карабин обязательно возьму, лучше с властями разбираться, чем с
         ХОЗЯИНОМ!


              И знаю я, что хоть один охотничек с добычей вернется…
              И знаю я, что увижу красоту неописуемую,- глухаря красавца, и, уже, увы,
         глухарь этот песню свою не споет…
   

              Мы , наверное уже, песню свою спели…
              Пишу… Пишу… Пишу… Немножко устал, вышел  на природу, счастье-то
        какое!  Да плевать-то , что апрель, догола- и в озеро! 
              А потом – сумерки, и  много часов подряд слезы мои , счастье мое, когда
         пишешь и пишешь…
            

              А у меня же горе было! Я ж про Машеньку, доченьку свою, писал, а все
         исчезло  , много-много слез моих, переживаний, боли,- все пропало!
               А теперь пишу, пишу…Пытаюсь вернуть нежность  с которой  писал,  хочу
          все отдать- вновь! – любимым своим…
               Клавишу, к утру, нажимаю и, вдруг, все исчезает…
               И, уже зная все наперед, рыча от безысходности, глотая слезы,
           пытаюсь все вернуть…
               БОГ!!!
              ТЫ есть?!!
               За что???
               Или ТЫ мне, как на глухариной охоте: «Молчи!».
               Не заткнешь!!!   
               Уже дважды, много часов подряд, писал о Машеньке и все
               пропадало…
                Сейчас, когда уж написана Исповедь 7, вроде как от души
               отлегло… Одно-  обидно: я ведь о Машеньке много-много ча-
               сов писал, а ОН – не дал все рассказать, может и правильно…
               ОН мудр, а мы у НЕГО- учимся!


    Несколько лет прошло и я вновь вернулся в этот рассказ, вновь апрель, вновь
весна! И прислонившись к стене дома моего деревенского, уже в который раз,
вижу как сиреневый  нежный свет медленно, не торопясь, окутывает все кругом-
вечер…Вот они- Белые Ночи, пришли уже, наконец. Аист, прощаясь на ночь, вдруг
защелкал клювом и тишина деревенская от этого вдруг стала настолько ощутимой,
что захотелось ее руками раздвинуть…И, прислушавшись к этой потрясающей ти-
шине, я вдруг услышал как в недалекой нашей баньке жена и дочка хлещутся ве –
ничками и позавидовал…Я то уже попарился от души, но вот вновь- захотелось,
да еще и как! Полумрак, а небо- светлое и в этой чистоте невероятной, тишине,
просто звоном звенящей тишине, - гуси кричат! Ах, какой клин! И тоска и радость
и слезы по щекам от счастья этого-  видеть и понимать! И, провожая взглядом
улетающий клин, идешь по участку вслед и замрешь, наконец, наткнувшись на
яблоньку, обнимешь ее и, , прижавшись щекой к стволу, смотришь и смотришь
вслед… И невероятная синь неба в сгущающихся сумерках земных сводит тебя
 с ума! И вспоминаешь, как днем смотрел в небо, видел эту синь – чистую, ясную,
а потому счастлив был необыкновенно. И душа твоя становилась чистой от того,
что необыкновенно белые, чистые и нежные облака летели тихо и спокойно, почти
в штиль, над твоей головой…И небо- прекрасно голубое…И ты- душой очистился.

 
      И тихо-тихо, сам себе, шепчу : « Я счастлив…».  И не нужно никому объяснять
и себе- не нужно, не нужно ничего… Все так просто- счастлив!


    Только вот почему сердце так щемит от какой-то безысходности, почему  по-настоящему, физически, больно…А боль эта вдруг перерастает в боль души и,
в который раз, ты забываешь о себе… Почему, засыпая,  вспоминаешь о людях,
которые, так давно, просто промелькнули мимо тебя…Почему твой, просто без-
различный, взгляд на людей, не дает тебе, даже через годы, покоя… И стыдно…
И больно, что ты прошел мимо… И не вернешь, не вернешь то мгновение когда
можно было дать человеку руку и просто посмотреть в глаза…


     И почему в эти дни, когда все уже знаю и понимаю, все повторяется- безразли-
чие мое, отстраненность …Страх опять понять и принять на себя боль людей и,
Господи!, ну почему, не смотря на опыт жизни, все равно СОСТРАДАТЬ ! А я так
устал! Я могу ругаться, хамить даже близким и родным людям, я могу очень много
делать глупых  бестолковых поступков и это меня губит…Тяжелой  бессонницей расплачиваюсь  всегда за глупые бестолковые поступки, за безразличие свое, за
то, что позволяю себе иногда пройти мимо мерзости и сделать вид, что не заме –
тил и объяснить себе все одним- старый уже… А вот бессонной ночью стыд от
этого просто душит…И не знаю я как воспитывать свою маленькую дочь, что ж
с того, что не ведает она как бываю я слаб и малодушен, как иногда руки опуска-
ются  от сознания своей беспомощности. И когда что-то нужно сказать- молчу,
молчу от глупости своей, но, почему-то, именно это молчание дочь начинает по-
нимать и говорит: «Пап, все будет хорошо, я люблю тебя».


     И каждый раз когда приходит ночь, я встречаю ее со страхом, знаю- усну очень
быстро, но также быстро, буквально часа через два- проснусь и начнется беско –
нечное загадывание снов, тех снов, которые помогут убежать от дум тягостных,
бесконечных…Просыпаешься от боли душевной, придумаешь себе счастье, зас-
нешь на пол- часика и вновь- все по кругу…Кто знает сколько раз за ночь я про –
сыпаюсь, кто знает какие сказки я придумываю себе чтобы вновь заснуть… А ведь
будит-то только одно-  память о том, что когда-то ты был не прав, когда-то ты пос-
тупил вопреки тому, что позволяет тебе смело смотреть в глаза людям…