По ком звонит рында 89. Я не мог бы улыбаться

( Подборка из мистерии "Дремучие Двери")

*   *   *

Я НЕ МОГ БЫ НИКОГДА УЛЫБАТЬСЯ.

Г.БАХМЕТЬЕВ,последний Посол царской России в США:
 
- Я лично думаю, что Сталин искренний коммунист.
Должен сказать, что его речи и заявления на десять голов выше по логике и аргументации, чем всё, что исходит от других его коллег:
Делать то, чего желает делать правый уклон, - это, значит признать, что коммунистическая партия бита.
Это значит вступить на путь ликвидации революции как таковой:
Только отдельным, более чутко мыслящим и видящим вождям дано видеть лучше и глубже.

И я не могу отказать Сталину в той способности предвидения и анализа, которой я не заме
чаю ни у Рыкова, ни у других подобных более мягких коммунистов:
Для меня падение Сталина будет термидором.

У правого уклона нет вождей, чего и не требуется. Нужно лишь, чтобы история покончила со Сталиным как с последним оплотом твердокаменности.
Тогда власть останется : в руках мягких максималистов - Рыкова и Ко.
Которые, подобно термидорианцам, будут пытаться нести дальше большевистское знамя, но фактически будут игрушкой жизненной стихии, уступая и колеблясь под давлением жизни".


*   *   *

ИЭ БЕСЕДЫ ИНОСТРАННОГО КОРРСПОНДЕНТА С НИКОЛАЕМ ОСТРОВСКИМ:

- Я, если бы не чувствовал правоту дела, которое я выполняю, мне кажется, я не мог бы никогда улыбаться...

Я знаю, что такое гнёт капиталистической эксплуатации.
Я работал с одиннадцати лет, и работал по тринадцать -пятнадцать часов в сутки.
Но меня били. Били не за плохую работу, я работал честно, а за то, что не дал столько, сколько хозяину хотелось взять от меня.
Таково отношение эксплуататоров к трудящимся во всём мире. И эти люди говорят о гуманности!
А дома они слушают Вагнера и Бетховена, и призраки замученных ими людей не смущают их покоя.
Их благополучие построено на нечеловеческом отношении к рабочим, которых они презирают за некультурность.
Но как рабочий может стать культурным в условии капиталистической эксплуатации? Не они ли тянут его назад, к средневековью?
У нас тоже есть недостатки, но это остатки старого наследства...
Разжигание национальной розни - один из методов политики капиталистов. Вполне понятна их боязнь объединения угнетённых народов...

Всё изменилось со времени Октября. Царской "Расеи" больше нет.
Что нёс с собой русский солдат? Царский флаг и дикую эксплуатацию своей отечественной буржуазии.
Наша же армия не будет армией-победительницей, жестокой к побеждённому народу.
Наш красноармеец знает, что его враг не немецкий народ. Он знает, что после нашей победы будет братство народов.
И раз враг бросил оружие, отступил, то войдут на его территорию не разбойники, не враги, а товарищи...
Борьба будет ожесточённой. Гитлер сумел сыграть на национальном унижении и сумел разжечь страшный шовинизм. Это страшная вещь.
У нас в Союзе 168 национальностей и в то же время у нас теперь настоящее братство народов.
А двадцать лет назад я сам был свидетелем безобразных издевательств над евреями. Сейчас это дико, нелепо.
В Красной Армии особенное внимание уделяется политическому воспитанию бойцов.
Я сам до 1923 года был комиссаром батальона. Никогда мы не говорили, что немцы или поляки наши враги, это было бы преступно...
Это наши друзья, закованные в цепи капиталистического рабства...
Угнетение и произвол везде одинаковы: есть фашизм, и есть демократизм, хотя тут и там капиталисты.
Мы не уравниваем их, мы ловим каждого честного человека...

- Среди журналистов есть хорошие, честные сердца.
И если один из десяти уходит из лагеря эксплуатации с незапятнанным сердцем, это уже огромная радость...

Общее дело, общая борьба дают силы перенести всё.
Я не двигаюсь и не вижу уже восемь лет.
Вы не представляете себе, не можете представить ощущения неподвижности. Это страшное дело даже при здоровье, при отсутствии боли, страданий. Ведь даже во сне человек меняет положение.

К. - Скажите, если бы не коммунизм, вы могли бы также переносить своё положение?

О. - Никогда! Личное несчастье сейчас для меня второстепенно. Это понятно...

Когда кругом безотрадно, человек спасается в личном, для него вся радость в семье, в узколичном кругу интересов.
Тогда несчастья в личной жизни /болезнь, потеря работы и так далее/ могут привести к катастрофе - человеку нечем жить.
Он гаснет, как свеча. Нет цели. Она кончается там, где кончается личное. За стенами дома - жестокий мир, где все друг другу враги.
Капитализм сознательно воспитывает в людях антагонизм, ему страшно объединение трудящихся. А наша партия воспитывает глубокое чувство товарищества, дружбы.
В этом огромная духовная сила человека - чувствовать себя в дружеском коллективе.

Я лишился самого чудесного в жизни - возможности видеть жизнь. Прибавьте к этому огромные страдания, которые не дают ни секунды забвения.
Это было огромное испытание воли. Поверьте, можно сойти с ума, если позволить себе думать о боли.
И передо мной встал вопрос: сделал ли я всё, что мог?
Но совесть моя спокойна. Я жил честно, лишился всего в борьбе.
Что же мне остаётся? Предо мной тёмная ночь, непрерывные страдания. Я лишён всего, всех физических радостей, процесс еды для меня - мучение.
Что можно сделать в моём положении?..

Но партия воспитывает в нас священное чувство - бороться до тех пор, пока есть в тебе искра жизни.
Вот в наступлении боец падает, и единственная боль оттого, что он не может помочь товарищам в борьбе.
У нас бывало так: легкораненые никогда не уходили в тыл. Идёт батальон, и в нём человек двадцать с перевязанными головами...

- Если бы вы спросили моего врача, то он сказал бы:

"Я тридцать лет считал, что болен тот, кто ноет, кто жалуется на болезнь. А этого не узнаешь, когда он болен. А между тем сердце разрушено, нервы пылают, огромный упадок сил.
Он должен три года ничего не делать, только есть и спать. А читать Анатоля Франса да Марка Твена, и то в маленьких дозах".
А я работаю по пятнадцать часов в сутки. Как? Врачам непонятно.
Но ничего сверхъестественного нет. Юридически я болен. Я переношу мучительные страдания, не оставляющее меня ни ночью, ни днём.

К. - Сколько вы спите?

О. - Семь-восемь часов.

К. - Где вы работали, когда началось Ваша болезнь?

О. - Я политработник, секретарь комитета комсомола. А это значит -работа с 6 утра до 2 часов ночи. Для себя времени не оставалось совершенно.

К. - Я без колебаний скажу, что беседа с вами многому научила меня, и я её никогда не забуду. Вы мужественный человек. Мужество даёт вам преданность идеям коммунизма. Это идейное коммунистическое мужество. Да?

О. - Да. Я могу каждую минуту погибнуть. Может быть, вслед за вами полетит телеграмма о моей гибели.
Это меня не пугает, вот почему я работаю, не жалея жизни. Будь я здоров, я экономил бы силы для пользы дела.
Но я хожу на краю пропасти и каждую минуту могу сорваться. Я это твердо знаю.
Два месяца назад у меня было разлитие желчи и отравление желчью, я не погиб только случайно. Но как только упала температура, я немедленно принялся за работу и работал по двадцать часов в день.
Я боялся, что погибну, не кончив книги.

Я чувствую, что таю, и спешу уловить каждую минуту, пока чувствую огромное пламя в сердце и пока светел мой мозг. Меня подстерегает гибель, и это усиливает жажду жизни.
Я не герой на час. Я победил все трагедии своей жизни: слепоту, неподвижность, безумную боль.
Я очень счастливый человек несмотря на всё.
И это не потому, что я достиг всего, что меня наградило правительство. Я этого ничего не имел и был так же радостен.
Поймите, это не было никогда целью моей работы. Пусть завтра я снова буду жить в маленькой, убогой комнатушке, мне было бы всё равно...

Сталь закаляется при большом огне и сильном охлаждении. Тогда она становится крепкой и ничего не боится. Так закалялось и наше поколение в борьбе и страшных испытаниях и училось не падать перед жизнью.

Я был малограмотен до 1924 года я не знал хорошо русский язык.
Огромная работа над собой сделала из меня интеллигента. Я знал хорошо только политику, и этого для меня в тот период хватало.
Больше всего учился, когда заболел: у меня появилось свободное время.
Я читал по двадцать часов в сутки. За шесть лет неподвижности я прочёл огромную массу книг...

Если уцелела ваша честность и вы сохранили человеческое достоинство, это уже много.
Вам ведь многое непонятно. Вы не видели России до революции, не представляете себе этой дьявольской жуткой обстановки.
Только зная наше ужасное прошлое, можно оценить и понять гигантскую работу, которую мы сделали.

И страшно, что есть люди, которые хотят всё разгромить, и взорвать, и вернуть нас в прежнее рабство".

/Ник.Островский - газете "Ньюс кроникл." 1936г./