Ступени жизни

БрянчАнинов,  сидящий  в  келлии…
Может  быть,  во  дворе  -  ёлка,
И  книга  в  его  руке,
Тиснёная  золотом.

Книги  в  чёрных  обложках,
Содержимые  в  честИ,
И  солнце  в  окне.  Кажется,
Всё  так  тихо!..

Этот  образ  был  из  образов,
Действенная  сила  души,
Маяк,  светящий  добростью
На  вселюдную  ошибочность.

Я  так  его  и  носил,
Живя  тогда  «Бхагавадгитой»
И  брошюркой  еле  заметной
«О  стяжании  Духа  в  Руси».

Мне  почему-то  представился
Не  то  чтобы  весь  монастырь,
Но  именно  его  келлия  -
Из  окна  видно  ёлки.

Жилищем  невозмутимости
Был  сей  монастырь.
В  нём  жило  зеркало  мира  -
Незамутнённое,  незамаранное.

И  Промыслом  посланный  знакомый,
От  весёлой  компании  скол,  -
Он  был  им  по  телу  родственник,
Но  любитель  иных  доброт,  -

Его  памятное  посещение
И  одушевлённая  речь  -
Он  говорил  о  священном,
И  лицо  его  горело.

О  совсем  незнаемом  мире,
Что  в  душе,  однако  же,  жил,
Что  в  Карамзинской,  Соловьёвской  истории
Эманировался*  ёлками.

Что  они  -  на  почве  Церкви,
Я  этого  догмами  не  знал,
Но  излучение  сияло
И улавливалось  верно.

Он  говорил  о  «Карамазовых»,  -
«Карамазовы»  породнили  нас,  -
Мол,  монастырь  от  села  отличается
Только  рождением  чад.

Он  пригласил  в  храм.
Это  было  светлое  братство  -
Мы  и  «старец»  тридцатилетний,
В  нём  же  опыт  и  авторитет!

Единое  впечатление  от  храма  -
Что  в  нём  живёт  бесстрастие.
И  ещё  -  что  это  начало
Того,  что  никогда  не  читал.

Это  было  вопиюще  непонятно.
Мне,  посвятившему  сознательное
На  книги  и  библиотеки,  -
Церковно-славянские  буквы!

Но  что  там  -  мощь  загадки,
Что  не  пустота  это  неведомое,
Было  слишком  ясно.
Всё  игрушечно,  бесстрастно.

Люди  гуськом  ходят,
Скрестивши  руки  на  груди,  -
Привыкшему  к  поездам,  пароходам,
Это  было  немного  дико.

Уходил  даже  в  раздражении,
Но  это  был  голос  контраста,
Обида  на  замкнутое  блаженство
Забывшего  пропавших  нас!

Быть  может,  это  предпринимательство,  -
Овцу  пропавшую  искать,  -
Тоже  в  душевной  конституции
Была  скелетная  штука?

Хотя  и  не  сознаваемая,
Как  Косовская  луна,
Сотворённая  во  времена,
Как  Страдецкое  звание,

Которым  я  именую
Бывшую  мне  визию
О  жизни  совсем  иной  -
Вокруг  Божественной  Оси.

Всегда  на  том  месте,
Когда  взор  в  даль  улетал,
В  душе  всплывало  и  рождалось
Смутное  святое  чувство.

Я  не  мог  себе  дать  отчёта,
Из  каких  оно  кирпичей:
Может  быть,  домик  вон  тот,
Или  в  телеге  мужичок.

Это  была  какая-то  смесь
Из  двух  жизненных  ступеней  -
Отшельнической  и  семейной,
И  страх,  что  не  успею.

После,  приняв  крещение,
Следы  этих  вещей
Я  находил  в  Православных  книгах,
Но  были  сухи  они.

Тогда  началось  томление,
Что  уж  стал  ясен  идеал,
Но  толкования  идеала
И  воплощения  слишком  мало.

Так,  как  Евангельский  расслабленный,
Не  имея  никакого  блага,
Только  глиняную  оболочку,
Лежал  я  на  своём  ложе.

И  мне  было  дико  взяться
За  судорожную  веселятину,
Когда  во  Святом  моей  души
Был   мертвец  безошибочный.

Мертвец,  хотя  и  утончённый,
Мне  жизнь  отравлял.
И  я  у  его  гроба  остался  -
Православие  изучать.


            2000 г.




Гайдук Ирина  "Портрет святителя Игнатия".