Часть четвертая разговор с сатаной

  110
Мы были у дверей, откуда запах шел,-
ведущий «Смака» распознал бы точно...
Но тут меня опять «мой верный» Черт нашел
и с ходу выпалил в меня: «К Владыке - срочно!»
Я распрощался с предвкушением еды, пошел за Чертом, как корабль на свет звезды.
111
Вот - и вулкан. В нем билось и стонало,
как чудище Тифон, восставший вновь в Аду.
Когда зашли мы внутрь, то там потише стало.
Возвысил голос я: «Веди меня!» - «Веду!», -
и пошагали оба по туннелю - коридору, то ли наверх, то ли все вниз, под гору.
112
По обе стороны тоннеля были двери.
Чуть поотстав, в одну я  заглянул,-
там было, как в конторе все, по крайней мере,
и столько же бумаг под потолок, клянусь!
«Отдел для кляузников, - Черт сказал за ухом,- оплот наветам, клевете и слухам».
113
«В той, что направо, двери – там отписки
на хулиганство, гей - парады, мордобой;
чин у отписчиков, конечно, очень низкий,
но нет других. Сказал ведь – в кадрах сбой.
В другие двери уже можно не соваться, - все то же, что и здесь, привыкло тусоваться».

114
Мы стали подходить к концу тоннеля.
Толпились сумраками души у ворот.
«Аудиенции у Сатаны просить посмели,-
Черт буркнул. – Вот халявщиков народ!»
И ловко он, в толпе теней работая локтями, повел меня вперед доступными путями.
115
Ворота приоткрылись, и куда-то мы зашли.
Я огляделся: был без окон зал огромный;
повсюду в воздухе господствовал жасмин;
в лепнине - стены, потолок,  камин нескромный,
быть может, метров пять в длину, а в высоту он уходил наверх, похоже, на версту.
116
Камин пылал. Огонь, собой подпитывая жар,
настроен был к вошедшим в зал жестоко,
гудением и искрометностью своею выражал
подпитку снизу лавой, и, скорей, не только,
а ту свободу, что в испуге видишь у огня, когда он умножает свет вокруг пожаром дня.
117
Чуть отдышавшись от жары, я для себя отметил,
что мебель в зале черная и в стиле рококо
с причудливыми формами стояла в красном свете.
И силуэт таинственный стоял не далеко,-
сливаясь с полумраком зала в магии камина, он показался мне по росту очень длинным.
118
Он повернулся, подошел, но был быстрее взглядом-
уставился в мои глаза, добравшись до души,
и, как природу летом бьет порою сильным градом,
так больно взглядом сжал ее в попытке удушить,
но тут же разошлись тиски,- он овладел собою. (А я-то приготовился уже морально к бою!). 
119
Я все же внутренне гипноз удачно поборол
и рассмотрел лицо,- белей на свете мел,
в разлете брови, нос – крючком, ну вылитый орел,
который на полоски губ, как на опору, сел;
в морщинах щеки, выбрит подбородок; а в целом же во всех чертах  – колючая порода.
120
Густых волос летящих чернь зачесана назад,
а позади все волосы снопом увязаны в косичку.
Но больше всех черт яркостней - запавшие глаза,
как скважины замочные, не подобрать отмычку
А что таится там, где нет святой души? Одно и только зло к другим в желании грешить!
121
Одеждой – черный плащ, бриллиантовая брошь,
перчатки на руках и в сапогах копыта,-
но, в целом, Сатана собою был хорош
под мысль мелькнувшую: вот значит что – элита!
И тут он улыбнулся разом уголками рта с ужимками известными всем черного кота.
122
«Приветствую тебя в моих больших пенатах,
в подземном царстве тьмы, прибежище грехов,
сюда нисходят все: цари и даже те, в сенатах,
что свили гнезда лжи в тени временщиков,
а также доктора, директора, военачальники и судьи, и остальные путешествующие люди.

123
Объединяет их одно  - как грешниками стали:
представились своею смертью,  утонули и убиты,
но только свою душу перед смертью мне продали
за щедрые дары мои. Теперь мы с ними квиты.
Теперь толпятся у ворот моей парадной залы, как – будто вспоминаются им шумные вокзалы.
124
Но ты – пока другой, ты здесь, как по ленд-лизу,
и с телом, и с душой, и с разумом, а цель -
помочь с бумагами для нас. Тебе – не надо визу,
и ждет тебя набор утех: вино, еда, постель.
Пусть этот Умник наверху завидует безбожно в том, что бывает невозможное возможным!
125
А все же познакомиться с тобой не против я:
ты – переводчик был, надеюсь, им остался,
поэт и пишешь музыку, и, в целом, жизнь твоя
по максимуму значится, раз ты в ней состоялся.
А, впрочем, при любой там, наверху, погоде, не торопись сюда, здесь творчество не в моде. 
126
Что языки, реально их так трудно изучить?
Я вспомнил, ксеноглоссия – не применима разве?
А может, рычаги другие в памяти включить-
и можно понимать язык, не как старик в маразме?!
Хотя, вот греческий язык, Плутарх сказал, Катон стал изучать, когда был в возрасте 80-ти он.
127
Хотел я, было, свой открыть в ответе рот,
как Сатана к нему приставил быстро палец,-
быть может, мой ответ предвидел наперед,
или в нем надобность с доверием пропали,-
но только был он явно весь совсем в другом. А я и промолчал – зачем быть дураком!
128
Я мыслил: «Сатана – правитель всего мира
того, что из несбывшихся иллюзий и обмана;
и словно мышь голодная, что вечно хочет сыра,
и словно сталь холодная у дула от нагана, -
так сильно хочет, что страсть как чешутся копыта, видеть! видеть!! Бога у разбитого корыта. 
129
Я у него в плену. Быть может, затяжном.
К чему показывать свой норов. Может статься,
он в курсе, что всегда долг красен платежом.
Когда наступит час здесь навсегда остаться,
быть может, не придется пробираться к зеркалам: закрою я глаза, открою – здрасьте Вам!»
130
Но вот мы подошли к какой-то птичьей клетке.
Слетела вниз с нее вуаль, - сорвал ткань Сатана.
В ней желтый попугай сидел, нахохлившись, на ветке
и все не приходил в себя, скорее ото сна.
Затем, приободрившись, он головкою задвигал, и завертелся в стороны, заерзал и зашмыгал,
131
запел: «ай, тудри-тудри-та», и прочие напевы
плясал, качался в стороны, свистел, как просвещал,
потом в аффекте поклевал какой-то плод неспелый,
и снова – в песни. Где он их в гортани размещал?
Открылась дверца Сатаной у клетки, вон устремился попугай и сел на Черта, вместо ветки,- 

132
и представленье началось на голове у Черта:
(вот тут я понял, отчего видна была там плешь!)-
сидел, качаясь, попугай и тихо, но отчетливо
читал молитву «»Отче наш», раскапывая брешь,
и выдирал в ней по клочку растительность, а иногда и два – раз проворонил бдительность.
133
На фразе «ежеси на небеси» - был Черт в слезах,
ведь с каждым словом дергал волос попугай;
летели с Черта вниз долой, кружили волоса,
но неподвижно он стоял, антихристов слуга,
вот только изменилась скоро мимика лица, и каждый глаз в нем приобрел окружность колеса.
134
Потом он там заснул. Черт был ни жив, ни мертв.
Смеялся Сатана, прикрыв ладонь перчаткой.
Черт попугая снял с себя и попугая жмет.-
сейчас останутся на лапе попугая отпечатки
Вмешался Сатана: взял и засунул в клетку снова. Она ведь попугаю – жизнь и бытия основа.
135
«Его привычку, чтобы знать, нужна аутопсия»,-
Черт образованность свою пытался показать.
Антихрист указал на дверь: «Иди, с земли миссия,
что было нужно, сказано, о чем еще сказать?!».
Наш с Чертом после этого маневр был очень кратким: ретировались так, что засверкали пятки.