А счастье было...

               
Однажды – в затянувшейся паузе между тостами – я услышал одну из самых пронзительных историй несостоявшейся любви.

Его могли бы звать Ваней, а её – Катей. Пускай так и будет.
Он любил проходить рядом с ней, даже без всякого дела. Она краснела, когда поглядывала в его сторону, сама не зная отчего. Он много раз сбавлял шаг, чтобы заговорить, но, поймав его взгляд, она отворачивалась или смеялась, и он снова проходил мимо. А она смотрела ему вслед.
Но вот наступила весна: нестерпимая, благоухающая, южная. На всём побережье загремели танцы. И Ваня пригожий и нарядный, как никогда раньше, в твидовом пиджаке и паре поскрипывавших, как новые, туфель. И вот одёрнувшись, он решился и пригласил её. А следом ещё раз. Сначала Катюша слышала только его дыхание, такое близкое и неровное. Он не умел рассказать о том, что на сердце, но кто-то будто подталкивал его, и все его слова казались ей прекраснее и громче, чем вся эта музыка вокруг.
Время после танцев было поздним, и он вызвался её проводить. Она кивнула. Ликуя, он взял её за руку и, не веря счастью, повторял её имя:
- Катюша, Катечка, Катюша…- и повёл через площадь и по улицам, враз как будто ставших другими, широкими и звучными.
Она знала: дома никого нет и ни сегодня, ни даже завтра не будет. Они свернули в переулок и обнялись, глядя на огромные, кружащие как мотыльки, звёзды. Потом он легко и радостно подхватил свою Катюшу, и она приникла к его плечу. Он внёс её по ступеням на крыльцо и, после одного замочного щелчка они оказались в сумраке комнаты на деревянном чуть пружинящем полу.
И вдруг стоя с любимой Катюшей на руках, он замер, прижав её и молча умоляя неведомо кого, чтобы такого не было, но ничего не мог поделать и в напряжённой тишине она услышала звук.
- Ваня… - беспокойно прошептала она – ты ведь пукнул?!
После частого сопения он глухо пробормотал:
- Да нее, это я башмаком скрипнул…
- Нет, я хорошо слышала.
Тут же Катя поняла, что стоит одна на полу, и увидала, как её Ваня в дверном проёме порывисто взмахивает рукой и, топоча, несётся вниз по ступеням куда-то в ночь…

Это случилось весной 1941-го года. Может быть, в мае. Несколько недель они не заговаривали друг с другом и старались ходить разными сторонами дороги. Почти сразу с началом войны Ваня поспешил в военкомат и был отправлен на фронт. Никто не рассказал, что точно с ним сталось, но в родной край он больше уже не вернулся.
Тётя Катя дожила до восьмидесяти с лишним лет. Но с той ночи никто не вносил её на руках через порог дома. Она не вышла замуж и осталась старой девой: деятельной и хлопотливой. Только временами посреди забот она вдруг странно улыбалась, глаза озарялись из глубины, забота со стуком, звоном или шлепком выпадала из рук и где-то замирала. А если кто спрашивал, Катюша мотала головой: ничего, ничего…