Ромалэ, чавалэ

                О, дай припомнить, как она гадала,
                Лгала, быть может, вправду, может быть,
                Плела плетень заученной годами,
                А то ещё веками, ворожбы.

                О, дай припомнить, как она вязала
                .................................,
                У Южного Рязанского вокзала
                Поблескивая медною серьгой.

                Р. Гар, год 1977



Скамеечки стояли вдоль перрона.
Приметил я цыганскую семью,
и мы с женой цыганского барона -
представилась - присели на скамью.

О, дай припомнить, как она вязала
слова во фразы – их одну с другой,
у «Южного» Рязанского вокзала
поблескивая медною серьгой.

Он рядом цокал языком и цыкал
большим клыком под фиксой золотой,
под мужика одетый старый цыган,
как будто бы воскресе граф Толстой.

И до сих пор стоят перед глазами
и солнце, что позолотило медь,
и летний зной,
             и всё, что рассказала
про табор за Окою, и  медведь

ручной и старый, сивый от печали.
Цыганский граф на скрипице играл,
медведь плясал-               
              опп-па, 
                ромалэ, чавалэ –
потом лавэ по кругу собирал.

Браслеты на запястье, в кольцах пальцы –
всё больше серебро и та же медь.
Катилось солнце пОд гору, как пяльцы,
а в них распятый крестиком медведь,

как будто нитью золотою вышит.
В глазах померкло и в ушах звенит.
Вдруг пяльцы стали подниматься выше,
как солнце поднимается в зенит

и вкруг него горят протуберанцы.
И шевелятся прямо у лица
цыганские коричневые пальцы –
на каждом два, а то и три кольца.

Гукнул кого-то цыган, громко гикнув,
и тут же прилетел на ветерке
крылатый цыганчонок, юный Гипнос
с головкой мака в тоненькой руке…

Да и не долго ждать теперь цыганам,
судьба потрафит. Знаю, у таких
всё впереди: и трафик из Афгана,
и терема на берегах Оки.

Р. Гар.