***

Тушь растеклась осколками
лета , вдоль, по
пустому стеклу.
Опять к нам зима вдруг тихо пристанет,
безгрешно тая всю листву.

На теле – сезоны, на теле –
дожди,
На теле – шрамы-мазки.
Художник сидит, вокруг лишь
холсты,
И один, запачканный лист.


Рисует мне душу, коверкает
мазь, чётко выводит черты…
Прости, мой художник, я
больше не та, прости, не жалей
впредь холсты.

Нарисуй
поточнее, подпиши красивее,
мечтай о прекрасном – не мне.
Неудачный рисунок
( неудачный рисунок!) – ты
больше не предан мечте…

Ты - мой создатель, но постой…
Я стала другой вдруг, пустой.
Считала дни, чернели краски,
Я так хотела цвета ласки,
Но не просила, не молила,
Я терпела… Говорила,
Что пройдёт вся боль рисовки,
И я умру лишь заготовкой.
Я не хотела быть портретом
важным ,
Или пейзажем, грустью
страшным.
Я лишь хотела быть любимой,
И лишь единственной
картиной ,
Как будто пламя, негасимой…
Мои мечты.… От них тоскливо.

Мои мечты… Мои ль они?
Куда вы делись, милые мои?

Я помню странную девчушку:
Не так красива, но мила…
Длинноволосая глупышка –
Она сгорела вся , дотла.
Она смотрела так серьёзно,
Как мог смотреть лишь верный
пёс…
Она была совсем ребёнком ,
И слишком много было слёз.

Согреть бы сердце ей опять,
Кислородом выбить боль,
Дышать заставить, и обнять,
Как будто мы – всё та же роль.


Я просыпаюсь… Я с тобой,
И в душе цветёт гербарий.
Смогла пройти сквозь эту боль
Я , по осколкам расставаний.

Я вижу в зеркале тебя,
А значит, всё в порядке…
Я – это ты, ты – это я.

Я стала прежней.

Всё в порядке.