Бреющий полёт. 1944. Записки лётчика-7

Из воспоминаний отца.
Продолжение...



   Часов в 10 утра в небе над селом появился "кукурузник". На наши знаки сесть на подобранную площадку, он не обратил никакого внимания, и, сделав круг, приземлился почти у самых домов. Пришлось нам бежать к месту посадки. Подбежав, мы увидели Тарана и нашу полковую врачиху. Таран прилетел за нами сам, без пилота. Расспросив нас  подробно о том, что произошло, он распорядился в певую очередь погрузить  Кадралиева, а потом вывозить остальных. Самолёт был двухместный, и доктор осталась с нами, а Лёшку увезли. Доктор перевязала заново мою голову, рана была в порядке и уже затягивалась.
    Часа через два самолёт прилетел снова, но вместо Тарана был уже молоденький лейтенант. На этот раз он увёз доктора. А потом и нас поочереди. Я улетел последним уже вечером. Летел на таком маленьком самолёте впервые, и даже было немного страшно. Глянешь вправо - под тобой бездна, влево - тоже бездна.Впечатление такое, будто ты подвешен в корзине и тебя швыряет из стороны в сторону. Привезли нас на какой-то аэродром, где мы переночевали.
    Утром прилетел наш самолёт и всех нас перевёз на точку.  Точка находилась уже не в Смоленске, а где-то в  Белоруссии, но где именно, теперь не помню. Там нам пришлось долго и подробно рассказывать, что с нами произошло.  Ребята в свою очередь тоже рассказывали о том, как они гадали, что же могло с нами случиться, когда мы утром не вернулись на свою базу. И всё прояснилось только после того, как я установил связь. А ту радиограмму, которую я передал через штаб партизанского движения, так толком и не поняли.
    И опять можно было гадать, задаваясь философским вопросом  о судьбе - повезло мне или не повезло? То, что я попал в экипаж вместо заболевшего радиста, можно считать - не повезло. То, что самолёт разбился, - тоже не повезло. А то, что я остался жив и что катастрофа случилась накануне наступления наших войск и через три дня мы уже были на освобождённой территории, можно считать - повезло. Кто знает, что бы могло случиться, окажись мы у партизан до нашего наступления. Вывезти нас из болот никакой возможности не было, даже если бы нам удалось связаться с  базой, так как в болото даже на "кукурузнике" не сядешь.Значит, пришлось бы нам остаться и воевать у партизан. А это уже, можно сказать, была бы другая судьба. Так что, определить "повезло-не повезло" - трудно.
    Через несколько дней всех нас отправили во Внуково. Так неудачно закончились оба  моих полёта в тыл противника. Первый полёт - задание не выполнили из-за погодных условий, второй полёт и вовсе закончился катастрофой. И, забегая вперёд, скажу, что больше летать в тыл противника мне не довелось. И по этому случаю я иногда  шучу:  когда кто-то спрашивает о том, сколько я сделал боевых вылетов, я  отвечаю :" 715 вылетов на линию фронта и 1,5 вылета в тыл противника".  И на вопрос "Почему полтора?", приходится пояснять, что один полный, с возвратом, а второй - туда, а обратно - пешком. Значит, получается, полтора.
    Прилетев во Внуково, сдали ордена, документы и оружие погибших в секретный отдел, а через два дня я был вызван к командиру дивизии генерал-майору Чанкотадзе для получения ордена "Красной звезды".  О Чанкотадзе у нас ходили анекдоты, да и до сих пор  иногда его вспоминают лётчики, которые служили у него в дивизии. Был он и простой, и грубый, и чуткий, и строгий. Одним словом, ожидать от него можно было всё, что угодно. Вот и на этот раз, спросив у меня, почему у меня перевязана голова, и узнав, что я из того экипажа, что разбился, он грубо заявил :"Они бьют самолёты, а им ордена приходится вручать". Но, когда я заметил, что эта награда за совсем другую работу, он перешёл на спокойный разговор.  А когда узнал от меня всё, что случилось, попросил извинить за грубость и сказал, что это его горячая грузинская кровь так себя ведёт, а он сам не виноват. Так я получил орден за работу в Шепетовке.