Отпуск
Я трезвым был, я не был пьян,
Когда, сложив всё в чемодан
И попрощавшись с сыновьями,
Подался в отпуск на Майями.
Все хорошо, одна беда –
Туда не ходят поезда.
Но делать нечего и вот
Гоню в такси я в аэропорт.
Таксист – парнишка молодой
С кудрявой чёрной головой
Веселым был и был лихач,
А мне же, братцы, ну хоть плач –
И хоть на улице мороз
Пытался ухватить за нос –
Я потным был от страха,
Что взмокла вся рубаха.
Да тут еще пиджак
Натёр подмышки, как наждак.
Он хоть и новый, от Версаче,
Но провисел в шкафу на даче
Уже, наверно, тройку лет.
А я, как знаете, атлет
И, одеваясь, чуть едва
Просунул руки в рукава.
Пиджак, померив нужно брать,
А я ж, увидел – сразу хвать!
Хорош он был, когда купил –
Теперь терпеть уж нету сил.
Одна надежда остаётся,
Что мне в Майями не придётся
В нём на прогулки выходить,
Ведь там жара и, стало быть
Его могу не одевать,
А сунуть в шкаф иль под кровать –
Быть может, станет по плечу,
Когда назад я полечу.
Пройдя таможенный контроль
Я, как туземных стран король,
Держа за тулью шляпу,
В самолёт вошел по трапу.
А там «братвы» уже полно.
Они, достав коньяк, вино
И банки с красною икрой,
Болтали меж собой:
О деньгах и реформах,
О чьих-то битых мордах,
О том как «оторваться»
Они в Майями мчатся.
Я сел у круглого оконца.
В лицо светило солнце.
Задёрнув шторку, пристегнулся
И потихоньку оглянулся:
«Братва» гуляла захмелев,
За голый зад хватая дев.
А те, задами же круча,
Ругались матом, хохоча.
Ну вот, кажись, мы и взлетели –
Моторы ровно загудели.
Качнуло с лёгким креном
И кто-то поперхнулся хреном.
Прошёл пилот и стюардесса –
Худа, как щепка – пуд в ней веса.
Она спросила, бедрами качая:
«Журнал, газету или чая?»
Я попросил себе «Плейбой».
Вокруг поднялся смех и вой –
«Братки» кричали: «Ну, чудак!
К чему те фотки, если так,
В натуре можешь посмотреть –
Лишь пожелаешь захотеть!
Гони деньгу и выбирай!
Они тебе покажут рай!»
Мне стало стыдно и неловко.
И, покрасневши, как морковка,
Ответил я: «Ну, это слишком!
Ещё не тронулся умишком!
Да эти ж бабы своим видом
Похожи на болевших СПИДом!»
И тут же я лишился слуха –
Кулак большой мне въехал в ухо.
Бутылкой врезали в плечо
С размаха так и горячо,
Затем под нос и между глаз,
Что я в «отключку» выпал враз.
Пришёл в себя, когда уж сели.
Бока до ужаса болели,
Распухло ухо, бровь разбита.
Рубаха вся вином залита,
Пиджак лишился рукава
И кругом кружит голова
И в ней такая дребедень,
Как будто мозги «набекрень».
С трудом добрался я в отель
И, завалившись там в постель,
Лежал тихонько, отдыхая,
Как рыба, воздух ртом хватая.
Под вечер, вроде, полегчало.
И на прогулку для начала
Решил я выйти прошвырнуться
И в тёплом море окунуться…
Я раньше не был за границей
И не питался ихней пиццей –
Всегда на отдых ездил в Крым,
Где лазил по горам крутым,
Купался в море, загорал.
И вот те на! Такой обвал!
Наш Крым, когда Союз распался,
Украине, хохлам достался.
И хоть хохлы – мои друзья,
Но в Крым не езжу больше я.
Его как прежде хоть люблю –
Утратой душу не травлю.
И вот, забыв былое горе,
Я окунаюсь в сине море,
Плыву наперерез волне
И так легко, свободно мне.
Как будто тяжесть сбросил с плеч.
Вокруг меня чужая речь.
И, умиляясь, с тихим плачем
Я на песке лежал горячем,
Затем сходил я в ресторан
И в нём в меню я, как баран,
Не зная, что и с чем едят,
На пол часа уставил взгляд.
И не понявши в нем ни строчки,
Я принести велел биточки,
Салат из свежих овощей
И, если можно, кислых щей.
Затем, покончив с сей закуской,
Подать просил я водки русской.
Таких, как я, давно здесь знали
И что просил, то и подали.
День-два и всё на место встало –
Меня прислуга понимала
И в ресторане лучшие из блюд
Лишь я входил – мне подают.
Я был весёлый, заводной
И стал у общества душой,
Хоть понимал с трудом едва
Их иностранные слова.
Купался в море и лежал на пляже
С самою Шарон Стоун даже
И с Депардье-французом
В бильярд шары гонял по лузам.
А познакомившись с Жанетт,
Познал любовь на склоне лет.
Такую яркую, ну, как заря,
Что позабыть вовек нельзя.
И очень часто вечерами,
Ступая босыми ногами,
Мы с ней бродили у воды
И я шептал: «Ты из мечты,
Из снов моих пришла ко мне.
И я в любви, ну как в огне.
Сгораю телом и душой.
Подобно бабочке ночной,
Что бьётся в пламени свечи
В него ворвавшись из ночи.
И так скажу, горя, любя –
Прекрасней в мире нет тебя…»
Но быстро дни те пролетели.
И я домой, в свои метели
От моря тёплого к снегам
Лечу по белым облакам.
Я кофе пил и крепкий чай
И вспоминал, как мне «Прощай!»
Кричала милая Жанетт,
А я рукой махал в ответ.
Открыв мне в счастье дверь,
Она в Париж летит теперь.
Но мне вовеки не забыть:
Как мы умели с ней любить,
И как я губки целовал,
И как от счастья уплывал
Куда-то ввысь под облака,
Взглянув в зелёные глаза.
Промчался отпуск, словно сон –
Я был любим, я был влюблён…
И я в такси опять сажусь
И по Москве ночной несусь.
………………………………..
С тех пор промчался ровно год.
Я вновь гоню в аэропорт.
На этот раз лететь мне ближе –
С Жанетт встречаюсь я в Париже.
декабрь 1998 г.
Свидетельство о публикации №111052301770