Часть третья ад

55
Я – умер, но сознание твердило,
что если мыслю, значит, жив – курилка!
Что значит мозг - главнейшее мерило
того, что в жизни есть, а не могилка,
с любовной эпитафией на камне «To my Ophelia»,-как написал бы Гамлет.
56
Превозмогая боль повсюду в теле,
как – будто трактор по нему прошел,
а вороны – на части растащить успели,
хоть и собрал их вместе Черт, когда нашел,-
такое было, в общем, ощущение от этого похожего на опыт превращения.
57
И я открыл глаза. Кругом было темно;
ни запаха, ни ветра и ни звука, -
совсем, когда в шкафу был заперт платяном
ребенком, и была мне в том наука
затворничеством в полной темноте за шалости ответить те и те.
58
Я, кувыркаясь, падал в никуда,
но с чувством облегчения, покоя;
лежала темнота вокруг, как черная руда,
я был, как – будто, в глубине забоя,
который предстояло мне пройти по неизведанному долгому пути.
59
Но вдруг – раздался громко звук жужжащий,
как – будто рядом тысячи шмелей,
как щелканье, как стук, как звук свистящий
из черных недр разомкнутых щелей;
он стал сопровождать весь мой полет, возникший ниоткуда "самолет".
60
Я так летел, быть может, целый век.
Мне время ничего не говорило
о том, когда я начал этот бег
и как закончится он…Тут все озарило
пространство - светоносным существом, как будто я столкнулся с колдовством.


61
Был очень ярким свет, и был в нем голос,-
спросил меня, хочу ли я наверх,
туда, где надвое пространство раскололось,
как рвется с нетерпением конверт,
а там внутри письма белеет лист. Так и пространства верх - и пуст, и чист.
62
Но тут возникла рядом рожа Черта.
Он возопил: «Охота на живца!
Душа эта – моя! Ищи себе другого сорта
по праву Духа, Сына и Отца!
К тому же Ваш раскольниковский нигилизм меня бросает в стойкий пессимизм».
63
Я подтвердил, сказав, что с Чертом я,
и сверху существо в момент померкло.
Сияние сгинуло, покинуло меня.
Я рассудил, то Бог был по всем меркам
и предложил подняться сразу в рай средь шестикрылых серафимов стай.
64
Теперь мы полетели с Чертом вниз.
Возникли запахи, в них были гарь и сера;
закапала дождем над нами слизь;
раскинулась под нами адова Ривьера,
где красным маревом устойчивый туман подсказывал, что это Ад - умам.
65
Тут шар промчался вверх иссиня голубой,
а в нем горевший огонек светился ярко, -
то душу вызвал Бог на вечный упокой,
презентовав ее таким подарком.
(Что, может быть, по сути благородней, когда так вырвут дух из преисподней!)
66
Все ниже, ниже, все туда, где пыль
над некой твердью, как трава, стояла.
Черт, между тем, что-то поесть добыл,
и громко чавкал; чавканье достало,
и я хотел сказать ему о том, чтоб прекратил мне здесь противный моветон.
67
Как вдруг он показал рукой, - «Смотри!»-
и я увидел серую унылую пустыню,
по ней шаров катилось может три,
но без огня внутри. И понял я: святыню
из маленького желтого огня в них души потеряли, словно отсвет дня.
68
Почти под нами в центре был Вулкан;
он клокотал, но без разлива магмы.
Тут завилял хвостом Черт, как полкан,
послышались из пасти звуки – гаммы,
и ими он пропел: «Обитель Сатаны, а с ним – весь королевский двор страны!»
69
«А, черти всех сортов, - подумал я.
чтоб души грешников варить и жарить».
И стал я Черта нецензурно умолять
не торопиться вниз лететь, - не на  пожаре.
Чтоб рассмотреть внизу пейзаж, я предложил ему хвостом включить форсаж.

70
Но тут реку увидел без течения.
Плато’ под нами рассекала и гряды
из мелких гор. Но я не вник в значение
то вширь бегущей, то сжимавшейся воды,
пока всем, что имеет, знанием терзаемый мне Черт не выпалил: «Вода неосязаема!» 
71
В плато’ я разглядел уже проходы.
или ущелья с выходом на центр,
а также вереницы или хороводы
существ; их словно вел абсент, -
так, спотыкаясь, двигались натуры, точнее, мутные стеклянные фигуры.
72
С опущенными головами силуэты
всем видом выражали страх и боль;
казалось, растеряли вовсе силы эти,
кому досталась эта жалостная роль, -
идти подавленным к лишь им известной цели, как будто их держали на прицеле.
73
В движении фигур случалось часто,
что раз за разом кем-то издавался стон.
Черт пояснил: «Еще один несчастный,
о ком живые помянули за Христом, -
вот так, кто жив, терзают мертвых души тех, кто убит, повешен и задушен».
74
«А эти грешники, - Черт продолжал болтать,-
привязаны к греховному пороку
и ни за что не могут снова стать
пушистыми и белыми, подобно року,
привязаны к объекту, личности, привычке, которые подобны перемычке
75
и не дают, как в море мол, волне
сбежать на землю, так и им – подняться
в небо. Зачем? Здесь можно жить вполне.
А там – на что они годятся?
Не надо было на земле идти на преступление, чтоб под землей всем портить настроение».
76
«Вон, островки,- он ткнул куда-то влево,
где массами стояли кучно люди,-
забвение в них распускает невод
и ловит эти души, которых не убудет,
и там стоят они, тяжелым сном забывшись, от нас, чертей и переписи скрывшись».
77
Пока болтали, возникли под ногами
постройки в виде кукишей простых.
«Конторы, - уточнил Черт между нами,-
и переписи грешников посты.
Вот твое место, вот твоя среда надолго – вплоть до Страшного Суда».
78
Я только рот хотел было открыть,
чтоб негодяя отчитать, как должно,
но понял, что мне больше нечем крыть,
когда мурашки бегают по коже,
и рот мой не открылся в этот раз, зато стал дергаться от нервов правый глаз.
79
Уже мы приземлились меж камней.
Пыль сразу скрыла ноги, было душно.
Два черта подошли: один – пигмей,
другой – горилла, но возникли дружно
из марева, как нечисти дозор; кивнули Черту на меня, спросили «Ревизор?!»
80
Черт помолчал, немного загордившись,
потом изрек: «Он – по программе Си,
из умников, кто статус, не родившись,
уже в утробе матери носил, -
короче, к нам в командировку, чтоб в будущем в Аду уже имел сноровку».
81
Я б не сказал, что, удовлетворяясь,
те черти продолжали шаг дозорный:
я слышал, по – земному матерясь,
один сказал другому: «Брат, позорно,
нам гастарбайтеров с земли еще иметь, при этом отдубасить их не сметь!»
  82
Другой в ответ: «Дывись, моча у цих заезжих
подточит статус незалижности у Ада!
Хоть мы с тобой, Петро, из незалижных,
но как бы гарно мы включили его в стадо
противных москалей. Ото шо бачим мы, це души – дюже нам милей!»
83
«Понабежали жрать отверстиями тела,
когда поставок нет продукции с земли,-
куда же смотрит Сатана, ну разве это дело,
чтоб Ад, прекрасный Ад, такими - заселить!».
И долго я еще все слышал в отдалении украинскую речь с особым ударением.
84
Я огляделся. Кукиши – строения
были разбросаны повсюду хаотично;
из торфа ли, навоза ли, - гниение
распространялось всюду неприлично,
как – будто выпасли здесь лошадей табун, а после это место возвели в табу.
85
В строении вблизи я заприметил двери.
Туда меня мой Черт повел вслед за собой.
И начал я шагами пыль в пространстве мерить,
ступая и ломая так за слоем – новый слой.
Мы вскоре подошли к дверям впритык. Черт постучал  «Войдите!»,- вышел крик.
86
И мы вошли. Внутри был полумрак.
Горели, словно задыхаясь в астме, свечи.
Лохматые бородки за столами. Ворохи бумаг.
«Ну,- думаю, - труд каторжный мне обеспечен».
Кругом же черти с поросячьими глазами над очками смотрелись узнаваемо дьячками.
87
«Я - по программе Си», я выпалил скорей.
Из-за стола поднялся черт по виду справный.
«Вас как зовут, коллега? - молвил. - А, Сергей!
Ну, милости прошу. Паисий, я здесь главный.
А вот - Герасим, Симеон, их профиль узкий -  все переводчики с козлиного на русский.
  88
Я церемонно поклонился господам.
В ответ такие же поклоны, честь по чести.
Неловкость испарилась без следа,
когда увидел, что обрадовались вести.
«Мы просто зашиваемся втроем, - Паисий словно оправдался, - устаем!
 89
Дошли мы до того, к стыду сказать,
что переписываем имена усопших
с кладбищенских могил, а где еще достать,
когда нет данных даже общих.
Другой подмоги в этом деле нет, а Бог за это душами втридорога дерет!»
90
Пока знакомился с коллегами по делу
мой Черт давно уже и с глаз исчез.
Мне показали стол весь в папках. Обалдело
прикинул на глазок бумаги общий вес.
и уяснил, что здесь объем работы - для переводчиков штабной элитной роты.
91
Открыл я папку - вся бумаг полна:
договора, анкеты и бессчетные реестры;
от их количества не видно в папке дна,
и все на языках для ада интересных, -
английском, португальском и латышском  (короче было к ночи, днем так стало слишком!). 
92
Сквозь щель в полу, как пола элементы,
вдруг силуэты душ в конторе появились.
«Эгей, Сергей, смотри, уже пошли клиенты,
давно уже под полом, неучтеные, томились», -
мне крикнул из-под книг незримый Симеон, - конторы патриарх, чертей достойный клон.
93
“What language do you speak, without trick, indeed?” –
спросил я в очереди первой бывшей душу.
“Tell me your name, position. Glad to meet.”
И тут же – ко второй: «Теперь Вас слушаю!
Aha, Voce nao pode entender nem uma palavrinha. O,meu Dues! O, desculpe, alma minha! »
94
«Darbam suras saknes, bet saldi augli,-
не так ли Банионис думаешь и ты?»
Фигура подскочила, как ногами встала в угли.
«Работы корни горькие, но сладкие плоды!».
Вот так я говорил. (То там, то тут пошутишь, - учтенные же души шли вон вверх через кукиш). 
95
Спросил я одного зачем-то вдруг по-русски,-
мне, показалось, что он русский знал,
раз все шептал про водку и закуски:
«Где ты учился?». «В Пензе», - он сказал.
Назвав с десяток пензенских имен, он показал действительно насколько был умен.    
96
Паисий вдруг спросил: «Ты раньше был поэтом?
Исполни-ка чего для старческих мозгов.
Нам тот, кто был с тобой, сказал – ты дока в этом,
а нам, таких, как ты,  дают всего раз в год,-
поэтому, желаем приобщиться к поэзии – так хороша сложеньем слов вещица!»
97
«Assim eu fui ha’ tempo antes,
assim agora sou eu:
nem diabo e nem mesmo santo,
nem terra e nem mesmo ceu»,-
так начал о себе самом - на португальском стихотворением по сути мадригальском.
98
«Eu sou assim: com sangue, ossos,
e mente para ter razao,
sabendo eu o que posso,
ardendo eu com cora;ao».
«Недурно, - я подумал, - где Луис Камоэнс, чтоб это оценить, стихотворение, то есть?!».
99
Но тут забили в гонг отчаянно и с силой.
«Пошли-ка на обед!», - Паисий всем сказал.
Достали черти из углов хранившиеся вилы,
чтоб души затолкать под грязный пол назад,
и я подумал: «Как сильна у вас, однако, братия, к грешившим иностранцам – антипатия!»
 100
На плечи черти мне накинули дерюгу,
подобранную с пола у заляпанных столов;
и ваксой все лицо, кружа меня по кругу,
измазали вот так, без всяких лишних слов.
Конечно же, я понял суть всей этой акции, как исключение возможной провокации.
101
За дверь мы вышли снова вонь глотать.
Дыша в себя, зажав свой нос руками,
я плелся за чертями – книжниками. «Глядь!» -
взглянул туда, куда они указывали сами,
а там - большое зеркало с изгибами кольца, где души смотрятся, как в поисках лица.
102
«Совсем не так,- Герасим заступил в пажи.-
туда стремятся души, чтобы видеть
своих сородичей там, наверху, живых,
то есть, еще не в заупокойном виде;
вдруг – вспомнят и простят, попросят их совет. Но души отпустить – на то не хватит смет.
103
Иные души не хотят и сами в мир живущих,-
причины разные на то: обезображен лик,
прижились здесь, в Аду, среди таких же сущих
или, быть может, смерти стаж пока что невелик.
Владыка даже не поймет, чего тем душам нужно. А нам, зачем вникать, когда есть служба.
104
Но только если тот мертвец и выйдет
на землю к людям в образе людском,
то станет демоном, его судьба не минет,
и будет ужасом в ночи. Ты с демоном знаком?
В Аду они - довольно милые создания. Когда вернутся вновь сюда - в них море сострадания.
105
Над зеркалом есть надпись роковая:
«Mors serta, hora incerta!» - это значит,
что смерть всегда вблизи у жизни края,
вот только час ее ничем не обозначен.
Там, дальше, аутопсии палаты – вскрывают трупы, словно в них алмазные караты.
106
«Покойники живут у нас, - Герасима несло,-
и узнают такое, в чем отказано всем людям.
Были бы живы, некромантов  ремесло 
освоили бы и приговорами, как судьи,
судили бы людей за все-все преступления, что совершили в жизни Старика творения».
107
«А там, - он показал совсем другое здание,-
хранятся знаменитые пророческие книги-
Сивиллины- в них собраны все знания
на помощь в бедствиях судьбы, когда она на пике.
А вон, кто сжег их, Стиликон. На западе Европы, было время, Римом правил он»,-
108
мелькнула чья-то тень. И Симеон промолвил:
«Стояло было у него, стояло, что стояло.
О том, что было у него стояло, это помнил.
Но вот проснулся как-то он, нет у него стояла,
а также, ни лица, ни ног, ни рук, и духом вышел Стиликон, как ягодичный пук!»
                109
Спросил я у чертей: «Сечете ли вы души?»
Ответствовал Паисий, бородку сжавший в жгут:
«Когда-то было душам откровенно хуже.
Теперь же - демократия. Живут себе, живут...
А раньше-то секли их после ужина – ответственно, со знанием и если было нужно».