Забытая скрипка

Неясным силуэтом, белой тенью,
Дрожащим всполохом от пламени свечи,
Вокруг себя вращал он жизни сцену
На краешке земли обыкновенном,
В театре одиночества души.

Из-под точеных рук, вычерчивал узоры,
И яростно терзал струну смычок –
К нему сто тысяч устремили взоры,
Как страждущий нуждается в опоре …
К нему, ведь он все знал и мог:
Надеяться... смеяться... верить -
В ту самую секунду он был Бог.
Звучаньем сотен музыкальных партитур
Ему внимала скрипка и пылала,
А в такте сжатых напряженьем скул
Горел в нем факел воли, не сгорая.
Он сам вершил судьбу любого и любой,
С титаном мысли жар эмоции сплавляя, –
Средневековый рыцарь, греческий герой,
На глиняных ногах колосс, осколок рая.
Опасно оступиться в мудрости смиренной
Ему. В житейской простоте забыть
Черты добра и зла,
Оплавленным кадилом догореть,
Погаснуть тихо и бесследно,
И промолчать в момент, когда
Огнем противоречия горят глаза.

Не потому ли избран путь иной?
Качнуться маятником, вызов бросить в крайность,
Судьбы кроить и резать полотно,
Долой прогнать пугающую плавность!
Взлететь орлом, взглянуть на мир с вершины,
Коснуться потолка земных небес,
Забыть про следствия, коварные причины,
И, не желая быть помехой для других,
Покинуть навсегда родную стаю.
Он стал чужим, пришедшим из чужого края,
И своего предела достигает …
Желанье грудь нещадно распирает,
И оттого дыхание спирает…

Струна вибрирует, а музыка стенает,
Звук детонирует, и в многоголосом стане,
Как вопль смертный, слышится удар –
То был последний довод стали
Напополам разорванной струны.
Надежды... радости... и четверти судьбы...
Волной взрывной пронесся громкий вздох
Зевак несчетных и богем искусства,
В рядах мгновенно начался переполох,
И так же стих, все по законам буйства.
 
А он, слегка качнувшись от удара,
В побеге от постылого финала,
В лавину страсти, в пропасть.
Новую тираду из звуков быстрых, нервных кряду.
Но вечен скрип проржавленных стремян …
И чью судьбу оракул времени пророчит,
Так близок судный миг струны второй,
Что рвется вслед. Вода и камень точит.
В набате бьется колокол судьбы,
И, сатанея от приливов гнева,
Зажатый вдохновением в тиски,
В разящем апперкоте гриф под левой
Дрожит, но не избегнет плена
Жестокими рывками сильных пальцев,
Когтями хищника в смертельном танце:
Из тела жертвы высек искры –
Арпеджио блестящих пиццикато,
Удар, отскок, хлопок, удар, отскок, –
В подобье шпаги обращен смычок,
Живую нить он надвое рассек,
Взлетела вверх, обрывком флага теребя,
Последняя погибшая струна –
Мелодия in G коснулась дна,
И вниз как в пропасть жадную, маня,
Вломилась в недра девственного лона
Слепая и глухая тишина…

Так бесконечно, безнадежно и бездонно.
Ни звука не было, застыл неслышно зал,
Не скрипнул стул, ни воздух задрожал...
Лишь он безмолвно в сумерки шагал
За горизонт неясный, как он сам,
Прозрачным силуэтом, блеклой тенью.
В сведенных скулах, будто бы виденье,
Печально факел воли догорал.
Он шел мгновенье в вечность, лишь гадая,
Когда забудет то, что сам не знает,
Когда найдет, что никогда не потеряет.
Он слабостью был полон край от края,
И звали его странно – "Человек".

А в пустоте немыслимой, бессвязной,
Навеки в сумраке покорности завязла, она…
Тускнела красками забвения,
Забыта в вечности тоски и сожаленья.
Кислотных капель безразличия настой
Сжег ее кожи темно-красный лак.
Так одиноко здесь ей, силуэт простой,
И, кажется, порой – он плачет,
Но то сквозят иллюзии ветра
Сквозь слов изменчивых замочные проемы.
Ведь скрипки никогда не плачут...
Так, шепчут лишь... слезами...