***

Нет, то не дождь, а слезы
сочатся из огромных глаз испуганного неба,
и колется прохлада.
Зачем, земля, пугаешь снова небо?!
Зачем, как – будто бы в последний раз
ты застываешь в слякотной грязи
и кронами воздетыми лесов
ты просишь вечности у съежившейся выси, –
теряешь все величие пространства.
Вся необъятность сжата до размеров
клочка земли,
и кляп волос во рту распластанных берез.
И только сильный гул
из недр несется к небу:
хрустят по-человечьи ребра Уральского хребта,
Камчатка прет зимою на числа октября,
Москва – чаи гоняет по кварталам, а также дефицит,
в Поволжье – судороги, лед вошел в трахеи рек,
но выйти должен в кашле затяжном и выскочит,
наверно, где-то в Пензе, как волжское бельмо,
в Самаре – тихо, гавкают собаки
из-под просевших изб на кнопки фонарей;
и только в Питере земную дрожь не слышно,-
там шарканье подошв
снимает гул и зуд с родной земли,
конвульсии незримо доходят лишь до Пскова…
День и ночь, ночь и день –
и капельницей время пытается помочь,-
но, где там! Суета!
И остывает тело в сказке снега,
и в корни лезет лапой мерзлота.
Нет, то не снег,
а звезды
кружатся из огромных глаз все понявшего неба.
Конечно,
это – вечность бытия на пятачке…