Баллада о белом генерале

           На чёрном столе догорает свеча,
           Уже не видать образов,
           И дождь, монотонно по окнам стуча,
           Сливается с боем часов.

           Чуть сгорбившись, будто на плечи взвалив
           Беду, что не снесть и во век,
           Недвижимый взгляд пред собой устремив,
           Сидит за столом человек.

           Парадный мундир, на груди ордена,
           За доблесть он был награждён,
           Блестит серебром на висках седина
           И золотом - блики погон.

           В пожарах жестоких сражений он жил
           Всю жизнь боевую свою,
           Царю и Отечеству верой служил,
           Ни разу не дрогнув в бою.

           Но вот он стал видеть вдруг страшные сны,
           В них брат, убивающий брата,
           То было начало гражданской войны,
           Начало конца и заката.

           Стонала Россия, темнели поля
           От чёрных вороньих гнездовий,
           И кровью на них пропиталась земля,
           Своею же русскою кровью.

           Огонь преисподней плюс глупость и зло
           Смешались в кровавом коктейле,
           Росло с каждым днём убиенных число,
           Живые же смерти хотели.

           Как выглядит дьявол, узнала страна,
           Напившись свободой, как водкой.
           На троне кровавом сидел сатана
           Плешивый, с козлиной бородкой.

           Хоть белая гвардия шла до конца,
           Но были неравными силы,
           Всё чаще навек замолкали сердца,
           Всё больше ложились в могилы.
               
           Их было немного – последних из тех,
           Кто Бога в душе сохранил,
           Кто с верой святою, одною на всех,
           Пощады, склоняясь, не просил.

           «Помилуй нас, Господи!» - шли, помолясь,
           В последний решающий бой.
           Погибли. И с трупами втоптана в грязь
           Их вера безумной толпой.

           Сгубили империю, свергли царя
           И красным залили закат,
           Уж нового времени тлела заря
           В стране, превратившейся в ад.

           Он видел всё это, он рвал воротник,
           Который вдруг начал душить,
           В душе понимая, что это тупик,
           Нельзя ничего изменить.

           Что было – исчезло, и, канув во мрак,
           Осталось крестами могил.
           За что же Господь вдруг прогневался так,
           За что их страну невзлюбил?

           Потом он стоял у высоких берёз
           У тихой спокойной реки,
           И плакал навзрыд, не стыдясь своих слёз,
           До судорог сжав кулаки.

           Он жив, словно волк, обманувший судьбу,
           Рванувшись за красный флажок,
           Но душно и тесно, как в тёмном гробу,
           И в сердце тоска как клинок.

           За окнами дождь всё сильней и сильней,
           Свеча лишь мерцает сквозь тьму,
           Он вновь вспоминает кошмар этих дней
           И слышатся стоны ему.

           Что дальше, всё то же начало конца?
           Париж? Эмиграция? Бред!
           Он Родине долг свой отдав до конца,
           Достал из стола пистолет…