Пародии. Статьи

Рисунки. Комиксы. Пародии. Шуточные стихи.
Пародия на И. Бродского
Сан-Торас
                Письмо Букеровскому другу

                Я сижу в своем саду, горит светильник.               
                Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.          
                Вместо слабых мира этого и сильных –         
                Лишь согласное гуденье насекомых.               
 
                Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
                Но с куриными мозгами хватишь горя.
                Если выпало в Империи родиться,
                Лучше жить в глухой провинции у моря». 
                И. Бродский               

             ***               

Обманулись, кто писАли так, как надА,
Не пролезли ни в историю, ни в звезды,
Если выпала в империи награда,
Лучше сразу взять, иначе будет поздно.

Блок заморен! Пушкин, Лермонтов – убиты!
Тот повесился, а этот застрелился!
Хочешь стать российским правильным пиитом?
Есть места – пока никто не утопился.

Вот Рубцова ночью дама задушила,
Мандельштам со страху кинулся в окошко,
А. Ахматова блудницею бродила,
Как «Бродячая собака» или кошка.

Так писатели стихийно истреблялись,
Худощавые и с тонкими ногами,
Прежде пили, сочиняли и влюблялись,
А теперь прошло - беседуют с Богами!

Братцы, ясно ведь, что курица не птица!
Но с куриного полета тоже видно:
Если выпадет в империи родиться -
Лучше пить, чтобы потом не так обидно!

И от партии далече и от строя,
Между печкой и продавленным матрасом
Не найти добропорядочного Ноя      
С непромятым от вина иконостасом.

Не велИки нынче аФторы, не мАлы,
Им никак не встрять в ушедшие созвездья,
И никак не влезть в бессмертные анналы,
Разве только влезть в привычные отверстья?!

Я сижу в своем саду, горит светильник,
Нет прислуги - полистать мои страницы,
Вместо слабых мира этого и сильных
Насекомые кружащие и птицы...

Вот выходит от наперсника сестрица
Кривоногая, с обвислыми плечами.
Чтобы спать с ней – надо намертво напиться
И уламывать паскудными речами.

Что ж! Прощайте, современные пииты!
Сочиняйте кропотливо и добьетесь!
Даже некого отправить на «иди ты»!          
Ну идите! Вдруг до Буккера допьетесь!


Пародия на Б. Пастернака
Сан-Торас
                Мело, мело по всей земле
                Во все пределы
                Свеча горела на столе,
                Свеча горела.
                Б. Пастернака
               
Мело, мело по всей стране,
Во все портьеры,
Дымился чайник на столе
Большой и белый.

Преобразился мир в анфас,
Гляжу в смущенье -
Скрещенье рук, и ног, и глаз,
И тел скрещенье.

И падали два мужика
Со стуком на пол,
И парафин из ночника
На брюки капал.

И все терялось на земле
Попеременно,
Дымился чайник на столе
Одновременно.

В июне выдалась жара,
В ней прели дамы,
К ним тоже липла мошкара
С оконной рамы.

Мело мело, а в феврале
Зима кряхтела,
И было пусто на столе,
Но то и дело

Мело, мело, и все смело,
И не иначе!
К чертям собачьим занесло,
К чертям собачьим!
___________________________

                Как Евтушенко съел шляпу Диброва
                Статья.
Сегодня Евтушенко съел шляпу Диброва.
Сан-Торас: литературный дневник

    Недавно была дата рождения Высоцкого. В его честь по ящику крутили передачу
о женах и любовницах. А сегодня шел повтор. Времени нет, но стою, слушаю.
Его раскатистое «л» и рычащее «р», с интонациями столь точными, что уже в самой их
мощи слышен его гений.
             
               "Для меня будто ветром задуло костер,
                Когда он не вернулся из боя."

"Ветром костер" – то настоящее, что видят все и никто.
Костер его эпохи задуло ветром, а люди очнулись на пепле лозунгов и поняли -
чем смолоду за идею умирать, лучше до старости на даче жить.
Но он не узнал о нравственных переменах, умер в колее тех ценностей, полагая их вечными.
Смотрю на него - брючки клеш, водолазочка - шик прошлого века!
В чем ходил в том и на сцене:
               
                "Прррррррррррроводите, прррррррроводите меня к нему!
                Я хочу видеть эттого Человека!!!!!!!"

Сжигал себя, слишком буквально воспринимал тогдашние ценности.
И в меня от тех времен засела заноза морального кодекса шестидесятника.
Все в глубины тянет. А мир изменил свое лицо - кодексы чести нынче, как бумажные
телеграммы среди электронных эсэмэсок.
Вдруг после жен Высоцкого в программе "Временно доступен" Диброва и Губина выступил
Евтушенко, шестидесятник, как и Высоцкий, но другой…
               
                "Нет, я не Байрон, я другой!"

Постарел, а старый поэт характерен для России, как динозавр для ренессанса.
Так сложилось, что наш поэт обязан умереть молодым, умереть или быть убитым.
               
                "Не рыдай ты так горько над ним,
                Хорошо умереть молодым!"

Что тут хорошего? Гляжу на Евтушенко - не молод, а суетлив. Сидит в синей блузе из
плотной ткани с громадной ромашкой на груди, под юродивого.
Ромашка с малиновой, атласной сердцевиной, претендует на эффект желтой футуристской
кофты Владимира Владимировичат(не этого, а того).
Евтушенко будто хочет спрятать "свое синие в его желтое, нежное." Ромашка и морковка…
"Мол-де, ему можно, а мне нельзя что ли?" НЕТ!!! Тебе нельзя, ты же не застрелился!
Постепенно вся теле-затея сползает в пересуды и очередной раз доказывает, что ничего
не докажешь..
Ведущие, как два следователя злой и добрый, их роли по контрасту: Губин - кнут,
Дибров - пряник. Пряник нужен, чтобы гость не удрал на фиг.
Тот лупит, этот оглаживает, тот перчит, этот подслащивает.
Тот восторгается со льстивой патокой, а этот уличает с прямолинейной тупорылостью
(таков сценарий!).
Но Евтушенко к передаче подготовился, убористо разыграл вступление, а дальше как
покатит. Начал с аккорда самовосхваления:
- А помните, Дима, как в том-то году мне предложили выступить в Кремлевском дворце?
А вы сказали: - Мол, зал не будет полон! Иначе я готов съесть свою шляпу!
Но был аншлаг, Дима! Все слушали и аплодировали мне, ведь я народу нравлюсь.
И тут он эффектно закольцевал свое хвастливое пиццикато командой:
- Шляпу в студию!
Длинные, худые, синюшные как аватары девицы внесли чайные ложки с блюдцами
и ковбойскую шляпу в виде шоколадного торта.
- Съешьте, Дибров, эту шляпу! - сказал Евтушенко и, не дожидаясь Диброва,
первый грызнул кусок «тульи».
Но Россия не была б самой собой, если б вдруг на ее скатерти-самобранке возникли б
салфетки! Увы, увы... не возникли!
Евтушенко, проглотив «шляпу Диброва», ловко обтер рот большим и указательным пальцами,
мазнул лихо по углам губ туда-сюда и, в продолжении умной беседы о великом, скатывал
с пальцев клейкие катышки.
Закрутив в шляпу режиссуру своего дебюта, поэт промахнулся с носовым платком.
Сто лет за бугром прожил, а не «Але» в теме этикета! Сидит в тиливизари, как стоеросовый.
Да и ТV до салфеток не отесалось:тДибров вталкивает рахат-лукум,
Губин капает желчью, а утереться нечем.
Евтушенко жует шляпу, пока ему осторожно хамят (мол, все в прошлом, молодежь вас не
читает), отмахивается и запальчиво врет:
- Юноши меня читают, еще как!
Думаю, молодежь так же знает его стихи, как он их реп. Эти скоморошьи частушки,
в бойком, негритянском вкусе, уже не под силу ему.
На злобные провокации «ядовитого Губина»:
- А что ж вы, батенька, сами себе музей учинили, не скромно-о!!! У нас, вроде,
перво-наперво помереть полагается!
- Дурак вы! - отвечает Евтушенко, - Это ж я для страны!!! Для родины моей стараюсь!
- А что ж вы, намедни, в 60-тых, перед властью заискивали, из страха подлизывались,
из корысти?
- Так я ж заблуждался, - говорит, - это от энтузиазма!
И все божья росса…
А Заболоцкий, смею напомнить, каторгу отмотал, вернулся, а когда ему велели обхамить
Ахматову с Зощенко, пошел до станции, попил с мужиками и назад воротился.

                Облетевший мой садик
                Безжизнен и пуст,
                Да простит тебя бог,
                Можжевеловый куст…

Один поэт не заблуждался в отношении того, что подло, а что подлинно.
А другой превратил кодекс чести в комплекс неполноценности. И хоть бы что!
Не упрекаю его и по-житейски понятно. Молодец мужик!
Жены, дети, любовницы, овации... Ярко пожил!
И стареет красиво, с ромашкой, не расплывается, как жирное пятно, а высыхает худощаво,
как гербарий.
Но все какое-то неестественное, разве что катышки на пальцах настоящие.

ПАРОДИЯ
Сан-Торас
               
Наш Евгений Евтушенко
Понимает хорошенько,
Как войти в литературу,
Раскатав губу не дуру.

Раньше был писатель Горький.
Жил «На дне» и на помойке,
А потом романом «Мать»
Начал всех он донимать.

Знает каждый ученик -
Маяковский любил Брик,
Но известно ли кому
Отчего и почему?

Неизвестно? – Неизвестно.
Интересно? – Интересно!
Но спешу заверить вас
Не получиться рассказ

Ведь у каждого мужчины
Есть на то свои причины.
Надо сплетнику сказать:
- Осторожно! Твою мать!

Здесь оборвана строка.
До свидания, пока!
_____
"Шаржеграммы". Рисунки.Шуточные стихи.
http://www.stihi.ru/2010/09/17/9221