Сиртос

   
*
Звучит кеманча
Вновь в белом платье скромном
Ласкает ветер

Кружатся пары
Глазами жадно ищешь
Меня и веру

Любовь в холодном сердце 
Не дрогнет голос
С улыбкой губы шепчут
Слова напрасны
 
*
Звучит кеманча. Ты в тени ореха
Вновь в белом платье скромном. Свет струится,
Ласкает ветер пряди,  лента вьется.
Кружатся пары. Легкие движенья.
Глазами жадно ищешь, ищешь тщетно
Меня и веру в нежность. Я все тот же.

Любовь в холодном сердце  не проснется…
Не дрогнет голос в ночь моих признаний.
С улыбкой губы шепчут клятвы. Больно.
Слова напрасны. Падают неслышно
В рассвет багровый звезды ожерельем.
Укроют ветви ивы нашу тайну,
И нас с тобой укроют ветви ивы.
Повяжем ленту в дань ее молчанья...


*
   Я сидел за широким деревянным столом, укрытым белой скатертью, сколоченным, видимо, на скорую руку, из подручных материалов, которые всегда найдутся в каждом хозяйстве. В шалаше, построенном родителями молодоженов ко дню свадьбы, было людно, шумно, дымно. На свадьбу, по обыкновению, собралась почти вся деревня. Мужчины сидели по правую сторону от молодого мужа, женщины – слева, на женской стороне. Так обычно бывает на греческих деревенских свадьбах.  Старая и очень мудрая традиция. Старики сбились в небольшую группу и вели мирную беседу, покуривая трубки из орехового и вишневого корня. Молодежь веселилась.
   Многие из сельчан еще помнили меня. Изредка они подходили ко мне, спрашивали о здоровье и о том, как проходит мое обучение в городе, но ситуация не располагала к долгим беседам, да и мне не очень-то хотелось откровенничать, потому как, городской образ жизни не всегда был понятен и приветствовался среди деревенских жителей. От выпитого домашнего вина, надо сказать, очень неплохого даже по меркам городского жителя, искушенного огромным выбором и возможностями, мне стало душно, и я решил выйти во двор, освежиться и немного размяться. Еще и потому, что основная часть молодежи так же веселилась во дворе, где была организована небольшая танцплощадка, и  под навесом из легкого материала играли музыканты, приглашенные из Наксоса. Скорее всего, это обошлось родителям жениха в кругленькую сумму, так как на наш, Богом забытый Серифос, трудно было заманить стоящих музыкантов, а они были, действительно, превосходны. Пожалуй, даже в Хоре трудно было бы сыскать музыкантов такого уровня.
   Солнце едва коснулось вершины холма, у подножия которого растянулся прекрасный, белый Серифос (Хора). Отсюда, из Куталаса, моей родной деревни, он казался белым ледником, сорвавшимся с вершины горы и неожиданно замершим у ее основания. Кипарисы стрелами пронзали небо, белые церквушки, словно мраморные вкрапления, окаймляли склоны главного холма.
   Звучит кеманча и в ее разливах тонет мое сердце. Воспоминания нахлынули волной, и душу защемила сладкая тоска. И вдруг - Ты, в тени ореха, что растет у самых окон хозяйского дома – Вновь в белом платье скромном, юная и прекрасная… Свет струится сквозь листву и ложится на твои нежные плечи, ласкает ветер пряди твоих волос, играет в их смоляных волнах. Ты подруга невесты, нет, уже жены, и в твои волосы вплетена алая лента. Лента вьется в легких порывах теплого вечернего ветра и обвивает твою белую тонкую шею. Ты не видишь меня, но знаешь, что я здесь. Кружатся пары в медленном танце, их легкие движенья скрывают меня от твоих глаз. Но ты ищешь… глазами жадно ищешь, я знаю – меня.  Я не сдержал свое обещание… любить тебя и быть с тобой всегда. Ты ищешь тщетно меня и веру в нежность*, что была между нами. Но ты сохранила ее – веру. Как ты смогла, как? Я прячу свой взгляд, я прячусь в толпе гостей, я прячусь от себя…
   Из шалаша под возгласы и радостный смех гостей вышел хозяин дома, отец жениха и подошел к музыкантам, что-то шепнул им и…, наступила тишина. Вот он, главный момент свадьбы – Сиртос – свадебный танец. Танец мужчин, мужей, братьев, соседей, односельчан. Мужчины обнялись за плечи, зазвучала музыка и танец начался. Медленно и ритмично мужчины, объединенные в круг, начали двигаться, постепенно ускоряя движения в ритм музыки.
   - Ты что, так и будешь стоять в стороне? – крикнул мне прямо в ухо Микос, друг детства и, наверное, единственный человек на этой свадьбе, который был искренне рад моему приезду. – Помнится, когда-то ты лучше всех танцевал Сиртос во всей Куталасе и даже Метало Ливади. Пойдем. Смотри-ка, какой скромный стал, на тебя это не похоже, дружище.
   Микос схватил меня за руки и втащил в круг, на мои плечи легли сильные руки, танцующих рядом мужчин, и я воссоединился со своими корнями…. Войдя в азарт, проникнув энергией танца и общим ликованием, я выскочил в центр круга и под аплодисменты и одобряющие возгласы, начал исполнять соло. Это разрешалось в нашей деревне тем, кто мастерски владел искусством этого старинного «танца мясников», в котором ярко выражалась душа греческого народа.
   Но вот, в какой-то момент, меня словно ударило током, руки и ноги словно сковала судорога – Ты стояла не далеко от танцующих, в стороне от всех и смотрела на меня, не сводя глаз. Господи, что только не увидел я в этих глазах за это короткое мгновение, которое показалось мне вечностью! Ты улыбнулась своей необычайно красивой улыбкой и посмотрела в сторону реки, туда, где мы когда-то проводили с тобой ночи, где я клялся тебе в любви и где я предал тебя…. Ты поправила волосы рукой и пошла. Я был уверен, что именно туда. И я пошел за тобой…. Ты привела меня к нашей иве, той самой, где мы впервые любили друг друга….
   - Здравствуй, Лукас, - сказала ты, не оборачиваясь ко мне. – Ты возмужал, стал еще более красив и все так же прекрасно танцуешь.
   Я стоял позади тебя, сердце бешено колотилось у меня в груди. Тишина и только шелест длинных ивовых ветвей нарушал наше молчание. Я подошел к тебе и обнял тебя за плечи. Ты поддалась, повернулась и прильнула ко мне…
   - Любовь в холодном сердце не проснется, Лукас. Холодно твое сердце, как и тогда, я это чувствую. Я помню твои слова, каждое твое слово, но…, пусть не дрогнет голос в ночь моих признаний тебе.  Я помню…, с улыбкой губы шепчут клятвы, обещанья… твои красивые губы. Больно вспоминать…. Не говори ничего, слова напрасны, а просто обними меня…
Помнишь стихи, что ты  читал мне в ту ночь? Конечно, нет…, а я помню:
«Падают неслышно
В рассвет багровый звезды ожерельем.
Укроют ветви ивы нашу тайну,
И нас с тобой укроют ветви ивы…».
   Ты посмотрела в мои глаза и прочла в них то, что я не мог сказать столько лет, вытащила алую ленту из волос, улыбнулась и сказала:
   - Давай повяжем ленту в дань ее молчанью, и пусть она хранит нашу тайну…
                ***
   А утром я уехал. Один. Навсегда.