Навозный гусар

Всю жизнь донимает меня радикулит, но я к нему давно привык и научился даже извлекать пользу. Тебя скрутит, ходить нельзя, но можно сидеть в Инете (если можешь сидеть), а если сидеть нельзя, то можно лёжа читать, писать стихи, слушать радио и думать. О, спокойно думать – это такое удовольствие! Ну, ладно…

Довелось мне однажды жить на даче.  На чужой, разумеется, своей у меня никогда не было. И разбил меня радикулит. Сидеть я, хотя и с трудом, мог. Интернета на даче не было, книг тоже, стихи не писались, потому что Муза ехать на дачу отказалась категорически, думать не было поводов. Это меня удручало. И придумал я вот что. Я заползал на второй этаж, устраивался в кресле у открытого окна и наблюдал дачную жизнь в надежде, что найдётся повод хорошенько поразмышлять. Но жизнь была довольно скучна, позы у соседок – весьма однообразны, а соседские собаки и кошки – безобразно ленивы.

Но однажды соседу на участок привезли навоз! Аж целых два КАМАЗ'а сразу! Это было событие. О нём известила меня загодя другая соседка, Парасковья Валериановна, или, попросту, Параскева-пятница, как звали её все в посёлке, на что она не обижалась. Пятница заходила  по вечерам проведать меня и попить любимого ею чая "Липтон". Со своей стороны она вкладывала в чаепитие сушёную мяту и прошлогодний засахаренный мёд. 
Так вот, придя в очередной раз пить чай, Параскева елозила на стуле и горестно вздыхала. Я спросил её, что случилось. "Дык ведь завтре Ходку навоз должно привезуть, так что чайку нам с тобой, Саныч, больше не попить". Я недоумённо посмотрел на неё.  " Вонизьма такая будет – какой уж чай…"
Ходок этот был мужчина видный. Лет под семьдесят, высокий, мосластый, с торчащими кверху чёрными усами.  Подозревал я, что он их красил. Носил вечно тельняшку и сильно драные спортивные штаны "Адидас".  Почему уж Ходок – не знаю.

С раннего утра Ходок стучал молотком, разбирая часть дощатого забора, чтобы самосвал мог  въехать на участок.  Часов в одиннадцать пришли обе машины  и ссыпали навоз. Гора получилась очень внушительная. Ходок приколотил на место доски забора и принялся за главное дело. Выглядел он живописно: в соломенном брыле, тельняшке, семейных трусах до колен и резиновых сапогах стоял  на вершине навозной горы и гигантскими вилами расшвыривал навоз. Руки его двигались как шатуны, и порции навоза долетали до самых дальних уголков участка. Любо-дорого смотреть!  Но насчёт запаха Пятница была совершенно права…

Где-то через час Ходок притомился: воткнул вилы в навоз, шумно выдохнул, снял брыль и рукавом тельняшки стал утирать лицо, по которому текли струйки пота. Вдруг замер, глядя куда-то вдаль за забор. А там, по дороге,  шла ещё одна наша соседка, Стефания, или Стеша. Стеша была чудо как хороша! Лет тридцати пяти, небольшого роста, полногрудая, крутобёдрая, с лёгкой походкой, милым ясным лицом и светло-русыми волосами. При виде её сразу возникало желание улыбнуться. И, видимо, желание возникало не только у меня. Ходок повесил брыль на черенок вил, выпрямился, приосанился и стал подкручивать свои гусарские усы.  Когда Стеша поравнялась с его участком, Ходок громко крякнул и помахал рукой. Стеша улыбнулась и вдруг легко перепрыгнула через канаву, поднялась на цыпочки и глянула через забор. Увидев открывшуюся ей картину с соседом в центре, Стеша заразительно засмеялась и так же легко прыгнула на дорогу обратно.
Ходок окаменел, лицо вытянулось, усы со скрипом опали.  Он судорожно глотнул и неожиданно показал вслед Стеше язык. Потом нахлобучил брыль, взялся за вилы и стал вновь метать навоз.

А я понял, почему моя подружка  звала его "ходок"…