Песнь двадцать третья

Мы, пользуясь бесовской свалкой,
Тихонько завернули за гряду
И шаг за шагом двинулись вразвалку -

Вергилий впереди, а я за ним. Как на беду
Мне вспомнились Мышонок и Лягушка,
Которых коршун сцапал налету -

В такой мы оказалися ловушке,
Как в старой басне написал Эзоп;
Идём, верней, бежим, и уши на макушке,

А что касается меня - глаза на лоб
И космы дыбом, как у дикой кошки,
Ведь мы свидетелями были, как прошло

Позорное сражение верзил и их оплошность,
А самолюбия, гордыни облечённых властью -
Хоть отбавляй везде, где общность,

И нужно ждать немедленной напасти
Чернейших ангелов подземных тех,
А я видал, как действуют их пасти;

Когда ж на скверный нрав наложен гнев
Плюс старая обида на Создателя,
Тут растерзать виновников-свидетей не грех!

Я стал просить великого писателя:
"Скорей бы нам, мой мэтр, укрыться,
Они погонятся за нами обязательно", -

Что делать? Может, в землю врыться?
"О, если зеркало тебе бы показать, -
Ответил гид, - то было бы чего стыдиться".

Издалека уже мы видим рать
Мышей летучих наподобие;
Но можете себе представить гида стать:

Не стал он дожидаться злобы их,
Взял на руки меня, как годовалого,
И бросился в расщелину укромную.

Всех знаний у меня как не бывало:
Что это? Дух живого тащит, как пушинку.
Где гравитация? Материя? Не стало!

Хоть демоны над нами, тут другие палестины,
У каждого отсека свой закон,
Где дьяволы соседнего бессильны.

Вергилий для меня не компаньон
Теперь, когда спаслись - отец родной,
В его глазах я видел нежность, улыбался он.

Вот так, я думаю, смеялся Ной,
Когда его ковчег причалил: Арарат!
Верь мне, читатель, я не параноик.

Далёкие потомки, сообщить вам рад:
Есть Бог, Святые, Ангелы, пророки,
Кто нарушает их закон, прошу! Кромешный Ад.

А перед нами новый "больж" и новые уроки
Для грешников по степени вины,
Ведь человеку свойственны пороки, -

Толпа людей идёт, все в шёлк облачены
И в золотую ткань, и даже ризы,
Бредут едва-едва, как будто кандалы

Надеты, а под тканью, по релизу
Небесного судьи подшит свинец
От головы до пояса и снизу;

Так Фридрих надевал венец
И ризу, или "столу", из свинца
На жертв суда, и медленный конец

Их ожидал, ведь под ногами полоса
Нагретого костром железа;
Худы, как иудеи осаждённые, почти что без лица,

И блеск узоров, злата бесполезен,
Когда нам плечи гнёт многопудовый груз -
И каждый шаг для них болезнен.

"Кто ж так казнится тяжко, о мой друг?" -
Спросил я у великого Вергилия.
"Изволь, - ответил он, - здесь те, кто врут,

Тут лицемеры, ипокриты, подхалимы,
Кто лижет зад, а за глаза хулит;
Усталостью согнуты пилигримы".

Окликнул нас знакомый ипокрит,
Услышав мой акцент тосканский:
"Ведь ты из Лукки, облик говорит.

Скажи, кто ты и как здесь оказался?
Ведь ты живой, я вижу по дыханью,
А если мёртв, где "стола", как расстался? -

А я родился в Лукке, где святая
Имела храм свой кафедральный
"Собор блаженной Зиты" по названью.

От этих тяжких одеяний,
Прекрасной шапки золотой
И длинной ризы, что сверкает,

(Под ними же свинец литой)
Все ноги в трещинах и язвах,
Не презирай же нас, живой!

Мы - рыцари Марии, два монаха,
Кто миротворцы и защита бедных,
Я Лодеринго, он - брат Каталано,

Но так уж вышло: вместо битв победных
Над нищенством, враждою, лихоимством
Мы стали пить, гулять, обедать,

Нам дали кличку "Веселитство",
И гимн внедрили мы "Гаудеамус"
И образ жирного монаха, что не льстит нам".

Не знал я, чем бы их утешить зА раз,
Но мы вдруг спотыкнулись о распятого,
И Каталано молвил: "Каиафа -

Первосвященник, что отдал Христа
Пилату, чтобы тот казнил его,
Евреям же то было не по статусу;

Синедрион, первосвященник, фарисеев каста -
Сколь дружно лицемеры и завистники
Кричали все: "Распни, и баста!"

Христос спокойно: "Вот увидите,
Седе у трона одесную
В сиянье облаков, как победитель".

Не только Каиафа, но и тесть его
Лежат в пыли, к крестам прикованы,
И всякий топчет их, не смотрит под ноги".

"Скажите, братья, есть ли вам знакомый, -
Спросил Вергилий, глядя на Каиафу, -
Отсюда путь, от дьяволов свободный?" -

"Все бОльжи ранее пронизывал овраг, -
Сказал уверенно весёлый бывший брат, -
Теперь же там завал и полный крах,

Ни выхода, ни входа, нет и врат
В другие больжи, нет мостов -
Последний рухнул... сколько леь назад?

Двенадцать сот и около шесьтидесьти годов,
Когда сюда спустился Иисус;
Землетрясенье здесь прошло, Ад рухнуть был готов". -

"И нет секретного моста или хотя бы спуска,
Что обещал нам Коба-дьявол?"
И Каталано кратко: "Это утка!"

Вергилий гнева не показывал,
Но он пробормотал: "Ведь нужно быть ослом,
Чтоб хоть на миг поверить дьяволу".

И мы полезли на соседний склон.