недавнее мое путешествие из Москвы в СПб и обратно

Petri de vanite il avait encore plus de cette espece d'orgueil qui fait avouer avec la meme indifference les bonnes comme les mauvaises actions, suite d'un sentiment de superiorite, peut-etre imaginaire.
(Tire d'une lettre particuliere)

И жить торопится, и чувствовать спешит.
(К. Вяземский)

             X.
Как рано мог он лицемерить,
Таить надежду, ревновать,
Разуверять, заставить верить,
Казаться мрачным, изнывать,
Являться гордым и послушным,
Внимательным иль равнодушным!
Как томно был он молчалив,
Как пламенно красноречив,
В сердечных письмах как небрежен!
Одним дыша, одно любя,
Как он умел забыть себя!
Как взор его был быстр и нежен,
Стыдлив и дерзок, а порой
Блистал послушною слезой!
             XI.
Как он умел казаться новым,
Шутя невинность изумлять,
Пугать отчаяньем готовым,
Приятной лестью забавлять,
Ловить минуту умиленья,
Невинных лет предубежденья
Умом и страстью побеждать,
Невольной ласки ожидать,
Молить и требовать признанья,
Подслушать сердца первый звук,
Преследовать любовь, и вдруг
Добиться тайного свиданья...
И после ей наедине
Давать уроки в тишине!
            XII.
Как рано мог уж он тревожить
Сердца кокеток записных!
Когда ж хотелось уничтожить
Ему соперников своих,
Как он язвительно злословил!

etc.


Итак, путешествие.

О, Негин, добрый мой приятель, родился на брегах Невы, где, может быть, родились вы или блистали, мой читатель; там некогда гуляла я…

«Сапсан» - красивая и быстрая (хотя и несколько дорогая) возможность переместиться из пункта эМ в пункт эС-Пэбэ и обратно достаточно быстро, комфортно и в удобное время. Однако, хроническая нелюбовь моя к электричкам и заунывным российским ландшафтам за окнами, вдруг, натолкнула меня на мысль, а, вернее, на действие, – взять с собой в дорогу первое попавшееся под руку чтиво. И, как ни странно, это нечто первое оказалось Пушкиным! А именно: «Е.О.»
Вообще, к слову сказать, Пушкин и был когда-то моим самым первым чтивом: «Букварь» скучноват, а «Сказки Пушкина» - в самый раз. Потом пошли-поехали «Повести Белкина», стихи «Вечор, ты помнишь, буря злилась», «Проснись, красавица, вставай», поэмы и, наконец, «Е.О.»! Когда потом, спустя несколько лет, в средней школе (в довольно приличной столичной гимназии, кстати) я услышала комментарии моей учительницы словесности (дай бог ей здоровья на пенсии!), что называется, `a propos, то некоторое время пребывала в интеллектуальном шоке. А именно: зачем раскладывать по полочкам неразделимое?! зачем искать еще какие-то смыслы, кроме авторских?! зачем ту эпоху приравнивать к этой?! Ну, и т.д. Короче, сочинения по «Е.О.» я писала на "троечку с минусом" за содержание и на "отлично" за грамотность. Без комментариев. Бог - судия, как говорится, на вкус и на цвет.
Как сказал один мой знакомый: «Школа так и не смогла привить мне отвращение к отечественной литературе». Вот и я, после тех уроков лит-ры не перестала любить Пушкина, Лермонтова, Чехова, но и не смогла принять Горького и прочих сов.писателей, которых мы по инерции продолжали изучать в уже вроде бы деюре став кап.страной, но дефакте оставаясь вроде как социалистической. Вообще, проблема "до" и "после" (я о режимах, столько крови выпивших из нашей страны) - слишком широка она (как все еще наша страна) и слишком противоречива (как по-прежнему наша страна), чтобы впелетать сюда историко-политический обзор моих взглядов. К слову, терпеть не могу, когда говорят "эта страна": раз ты живешь здесь, то будь любезен жить в "нашей стране", а если сплавишься куда "за бугор", где по-тише и по-жирнее, то тогда и говори "в этой стране" или, лучше, - в "той".

Однако, ближе к моему недавнему путешествию! Не Радищев меня сопровождал, но Александр Сергеевич! И всколыхнул он своим бессмертным «Е.О.» несколько мною забытое, пережитое, перепаханное мое… Но, как известно, на незасеянном поле сорняки лишь растут. И взросли они, сорняки моих воспоминаний.
Вредно, вредно для души, да и для тела тоже нездорОво, возвращаться туда, откуда вроде как благополучно когда-то выбралась. Но, трясина оказалась длиной в 6 сотен верст. Если честно, то – 12, поскольку обратная дорога тоже считается.
……………………………………………………………………
……………………………………………………………………
……………………………………………………………………
(Помните, у Пушкина некоторые главы тоже так обозначены? Точки, подразумевающие нечто, что автор, то ли поленился написать, то ли оставил на потом, то ли зашифровал, как что-то очень личное, не для публики.)
……………………………………………………………………
……………………………………………………………………
……………………………………………………………………
……………………………………………………………………
Что ж С-Пб?! А он, царев град, даже ныне - тот же! То же величие Зимнего; скромное обаяние шикарных его предместий (Царское, Павловск, Петергоф): мутность Невы, ее мосты-мосты-снова мосты-мостики-и снова мосты; Аничковы кони; блеск (снаружи) и нищета (внутри) Невского прошпекта; гранит-чугун-гранит-снова чугун; Васька, его стрелка поредевшая, но достойно держащая стариковскую спину ростральными колоннами; Всадник; Екатерина; Исаакий без маятника Фуко (остался только роман Эко для любителей); Лавра и могила Льва Гумилева; Итальянская улица; печальная Мойка; дворы-колодцы по Достоевскому, и, конечно, - дань памяти умершим в блокаду моим родным-питерцам, похороненным где-то там, в бездонных братских могилах на Пискаревке…

Я не люблю его, этот царев град, город в честь не царя-Петра, его родившего, а святого Петра.

Просто я – москвичка, деревенщина.

Но я преклоняюсь перед ним, уважаю, боюсь, стесняюсь его – величайшего города некогда Великой Российской Империи.

Я всегда страшно мерзну здесь даже при -10С. Я всегда ломаю здесь массу зонтов даже зимой. Я всегда приезжаю сюда не по погоде одетой: погода меняется здесь по сто раз на дню. И я всегда отстаиваю длиннющую очередь в Эрмитаж, бегу, минуя всех и вся, на четвертый этаж, почти под самую крышу, к моим импрессионистам… И стою там часами… А потом, не спеша, иду к моим голландцам, хожу между ними, разговариваю молча, мечтаю, вспоминая мои прошлые жизни, наверное… И – Русский Музей. Конечно, он - не Третьяковка, но я люблю и его, потому что он здесь – в этом невероятном городе недовоплощенных желаний грандиозного и так рано умершего, надорвавшись от воплощения своих же грандиозных замыслов, страшно-пучеглазого пауко-пальцевого Императора, сидящего на невероятно-пыточно-прямом стуле Шемякина во дворе Петропавловки.

А еще я люблю питерские трамваи. Но это уже другая история.
========================================
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
========================================

Дорога обратно полна не столько воспоминаний, сколько впечатлений.

Все же я соврала: город - живой организм и он меняется. Увы, для меня, не в лучшую сторону.
Время беспощадно режет замыслы Монферрана на  «до» и «после» бесстыдной рекламой: «Пластиковые окна «Монферран»– источник света, тепла, тишины и комфорта».

Но мне не страшно. Я живу в городе уже давно и многими изуродованном, когда-то он гордо именовал себя «белокаменный стольный Москов град», а теперь – это просто помойка безработных со всех концов света, вокзал для всех, вернее, привокзальный общественный туалет. Печально, но факт. Впрочем, не будем о грустном.

Вот и Ленинградский вокзал, на который я приезжаю из Санкт-Петербурга… Странно? Но не для нас! «Умом Россию не понять». Верно, ох, как же верно! Потому, что горе (из той самой нашей русской литературы нам со школы это известно) – от ума! А кто к нам со своим менталитетным аршином полезет, тот от нашей паленой водки и сгинет! «На том стоит, и стоять будет земля русская!»
…………………………………………………………………………
- Эй! Девонька, будьте так добреньки, а далеко отсюда до Казанского вокзала? Мне таксист столько заломил, может на автобусе как дешевле будет туда добраться?
- Да тут пешком, вооон там, метров двести, - отвечаю я, не оборачиваясь, и ныряю в недра станции метро "Комсомольская" (тоже имя из прошлого уже века, прошедшей, но все же моей  истории), сажусь в последний вагон, прикрываю глаза: у меня есть еще 30 минут для воспоминаний о впечатлениях от недавнего путешествия - до моей конечной.