Фронтовые будни. 1944. Записки лётчика-3

(Продолжение  воспоминаний моего отца....)


    Подошло время возвращаться в Москву. Наконец-то наши войска перешли к решительным действиям, противник отступил , и нам стало делать нечего в Шепетовке.
    В заключение хочется еще раз поразмыслить над прошлым  и даже самому удивиться сознательности или патриотизму наших ребят - называй, как хочешь. О том, как было трудно и опасно, я думаю, можно, хотя бы приблизительно, понять из моего рассказа. Но сейчас я хочу сказать  о другом. У нас никто не стоял над душой, нас никто не подталкивал, не заставлял выкладываться до предела. И при желании всегда можно было найти причину, чтобы сделать хотя бы на один вылет меньше. Можно было легко сослаться на неисправность техники, можно было просто работать в замедленном темпе, и тогда вместо 6 -ти вылетов получилось бы пять и никто не заметил бы, что это умышленно сделано. Но у всех была какая-то одержимость, одна цель - сделать как можно больше вылетов. А ведь каждый вылет мог быть последним. Почему? Вопрос для размышления моим потомкам.
    За работу в Шепетовке многих представили к награде. Меня - к ордену "Красной Звезды". Но представление это ещё не орден. Были случаи (и у меня тоже), когда представление к награде было, а орден получал кто-то другой. Ну, об этом потом. В этом деле была  "своя кухня".
     Настал день нашего отлёта. Вылетели мы всей группой рано утром с расчётом в этот же день добраться до Внуково. Часа через три приземлились в Киеве. Решили быстренько пообедать и  двигаться дальше. Но, только уселись за стол,  как вбежал техник и не своим голосом завопил, что горит самолёт. Все бросились на стоянку. Действительно, один С-47 был охвчен пламенем.Все суетились, пытаясь что-то предпринять для спасения самолёта, но что можно было сделать, если никаких противопожарных средств не было. Командир этого самолета, видимо, от сильного стресса, пытался пожарным топориком отрубить плоскость (крыло). Но, во-первых, это невозможно было сделать, а во-вторых, как после смеялись, зачем ему нужна была плоскость без самолёта?
    Я видел, как взрываются самолёты, но впервые видет так близко, как они горят. Казалось бы, как может гореть металл? А самолёт ведь весь металлический. Но горел он, как порох. Пламя бушевало со страшным шумом, дюраллюминий скручивался в спираль и горел, как бенгальский огонь. Одним словом, минут через десять остались только хвост да кончики крыльев (консоли).
    А произошло всё так. Перед тем, как пойти в столовую, бортрадист Кафанов ( а был он ещё моложе меня) решил заправить зажигалку. В пилотской кабине есть заливной шприц, при помощи которого впрыскивают в цилиндры моторов горючее при запуске. Так вот,  он немного подтекал, и Кафанов решил, воспользовавшись этим, заправить зажигалку. Но делал он это,видимо, неаккуратно, налил бензин и на пол. И, как на грех, выронил в лужу зажигалку. Зажигалка была автоматическая,от удара об пол механизм сработал и лужица на полу вспыхнула от искры. Затушил он её кое-как тряпками, вышел из самолёта и рассказал бортмеханику, как он сейчас чуть не сжёг самолёт. Глядь, а из кабины вырвалось пламя да и пошло полыхать. Оказалось, сверху-то он затушил, но под полом тоже горело, а он не увидел этого.  Когда самолёт уже догорал, он  подошёл ко мне и попросил пистолет. Я вначале не сообразил, зачем ему пистолет понадобился, а он и говорит, "застрелюсь, мол, всё равно трибунал".  Пистолет я ему, конечно, не дал, постарался как- то утешить. Но что я мог ему сказать, когда было ясно, что от трибунала не уйти?  Так оно и получилось. Был трибунал, и получил он штрафную роту. Но там его не приняли, так как он был ещё несовершеннолетний. Тогда послали в штрафной строительный батальон, но, пока он туда ехал, исполнилось ему 18 лет. Развернули его и опять на фронт - в штрафники. Это всё я знаю понаслышке. А вот что я знаю не понаслышке, а достоверно: у нас, в подъезде общежития, где мы жили, был ящик для писем. И однажды, проверяя ячейку на букву "К", я обнаружил в ней почтовую открытку на имя командира полка, в которой сообщалось, что "ваш бывший военнослужащий Кафанов в таком-то месте такого-то числа, при выполнении задания погиб смертью храбрых".  Так из-за нелепого случая погиб почти мальчик, вместе с нами не за страх, а за совесть работавший в Шепетовке...Открытку я передал командиру полка, а вскоре и случай этот, и сам Кафанов были забыты в наших военных буднях...