Любовь исцеляет!

В древнем тридевятом царстве,
Тридесятом гусударстве
Жил, трудясь и пожиная,
Справедливый царь-король.
Государство процветало,
И земля благоухала,
За царя весь год молился
С благодарностью народ.

О коррупции и слыхом
Средь министров не слыхали,
«Доблесть, честность и порядок!» –
Самый первый был девиз.
Но царя печаль томила:
Дочь все время тосковала,
В грусти и меланхолии
Пребывала день и ночь.

Вот однажды царь на ужин
Пригласил родную дочерь,
Выпили по две бутыли
С лучших царских погребов;
Царь спросил: «Послушай, дочка,
Доложи мне откровенно:
Почему в сплошной печали
Ты проводишь дни свои?

Аль болезнь приключилась?
Проиграли футболисты?
Или, может, паче чаяния,
Безответная любовь?»
Дочка дико засмущалась,
Словно роза, покраснела,
А потом рукой махнула
Молвила царю в ответ:

«Что же, дорогой папаша,
Верно, хочешь откровенность?
Ну так слушай, объясняю:
Не умею я кончать!
Мне же прожужжали уши
Фрейлины, мои подруги,
О божественном оргазме,
Без которого не мил,

Без которого не дорог
Весь бескрайний мир подлунный,
Ну, а я, от них в отличье,
Кончить не могу никак!»
«Ну, а пальцами?» «Куда там!
Только руки отвалились…
Ты за что же, святый Боже,
Так жестоко покарал?!»

Со стола она схватила
Пятую уже бутылку,
Пробку сорвала зубами,
Злостно хлещет из горлА…
Царь сморкнулся, с чувством всхлипнул,
По столу хватил ручищей,
Грозным голосом державным
Речь такую произнес:

«Доча! «Не впадай в отчаянье –
Не имей такой привычки!»*
Я пока что главный в доме –
Горю быстро помогу!
Женихов к тебе направлю,
Вдруг кого-то угораздит
Сделать, так или иначе,
Пресловутый тот оргазм!»

Так сказал и очень скоро
Пригласил из королевства
К дочери своей фригидной
Самых видных женихов.
Объявил: «Получит бонус
Тот, кто в спальне королевну
Четко приведет к разрядке
(Можно делать все, что хошь),

Выпадет ему награда:
В жены, ясный пень, принцесса,
Пятьдесят процентов царства,
Лучший королевский конь,
На котором самолично
Царь катался на охоту,
Победитель сможет въехать
По желанию в Сенат!

Началось соревнованье.
Первым прибыл йог индийский,
Все асаны Кама-Сутры
Королеве сделал он.
Только толку – ноль. Принцесса
В той же грусти и печали,
И тогда на сцену вышел
Видный гитарист-гусляр.

У него, как говорили,
Были пальцы виртуоза,
Начал он тогда принцессе
Пальцами водить везде,
Та с тоской ему сказала:
«Я все это проходила…»
И в народе популярный
Подошел тогда певец.

Вы, конечно, догадались,
ЧЕМ пытался он принцессу
Удоволить до экстаза,
Привести ее «к присяге»,
Чтоб без бед прожить свой век ,
Грант сорвав неимоверный,
Только в ЭТОМ коленкоре
Бесполезен был язык…

Тут Кулибин-самоучка
Объявился пред царевной,
Чудо техники – вибратор
Приспособил прямо к ней,
Но сгорели все обмотки
И подсел аккумулятор,
А инфанта как смотрела,
Так и смотрит в потолок …

Что ж такое? В самом деле
Счастье – не судьба царевны?!
Ба! В сенях сидит скучает
Распоследний номинант.
Толстопузейший купчина:
«Что же про меня забыли?
«Ну, иди! Чем Черт не шутит?
Вдруг – ты вытянешь билет?..»

Он вошел и поклонился:
«Здравствуй, милая девица,
Побыстрее раздевайся,
Лишь трусы свои оставь!»
Та, конечно, удивилась,
Но с покорностью разделась,
На себе оставив только
Кружевные труселя.

Коммерсант, не поспешая,
Портмонет достал роскошный,
Стал различные купюры
Постепенно вынимать:
Фунты, доллары и евро,
Фартинги, крузейро, кроны,
Латы, шекели, юани,
Франки, рупии, рубли!

А потом купец принялся
«С чувством, с толком, с расстановкой»
Бабки, по одной купюре,
ДЕвице совать в трусы…
Через пять минут старинный
ЗАмок  дикий вопль прорезал,
Обвалилась штукатурка,
В кухне выпало стекло,

Псы на псарне королевской
Дружным хором зарычали,
Фрейлина одна, шалунья,
Раньше срока родила!
К королевне царь ворвался,
Налицо – картина маслом:
Дочь валяется в экстазе
С белой пеной на губах,

В корчах, судоргах, конвульсиях
Тело девичье трясется,
А из труселей  букетом –
Разноцветная деньга…
Что ж? Сейчас, конечно, свадьба,
Дарственная на полцарства,
На всю ночь уединился
Купчик с племенным конем;

Из конюшни доносилось
На две голосины ржанье,
Но история об этом –
Коленкор совсем другой …

* Фраза Глеба Жеглова из фильма «Место встречи изменить нельзя»