я говорю на латыни ему, лью в него латунь

пошлость прошлого удушьем боязни, где слова - там привязанность, где гладь - там и грязь.
пляски вне праздников, на утро - в глаза глицерином, мы мир катим туда, куда нас он прикатил.
я - пациент отсутствия внезапных эмоций, и моя цель - достичь дозу от всех своих панацеей,
постепенно сворачивая стены в консервы всей площади, беспощадность - как оружие в борьбе от нищеты.

мы сидим в дождливом трейлере, попивая из горла текилу. обжигает, но не дает сил.
мне, как кажется, ввели инъекцию зимы. сиди, сказали, в холоде и жди, пока кто-то да станет мил.
от меня сбоку сидит Бог, перебирая в руках гидропонику. говорит так тихо, что бесит
"Не заморачивайся, детка. Уже сегодня мы уснем раздельно, а проснемся - вместе".

нет толка находиться каждую осень в новой коробке, ведь кости ломит не от того, что таблетки были бракованными.
значит, что-то было не то. я залажу на потолок, потом бесподобно лелею своих питонов, что ищут притон.
там порою мне кажется, что я задохнусь, так и не начав дышать. я слышу каждый свой хруст.
каждый свой поворот, и каждый орган во мне отбивает удары пульса. мне не то, чтобы пусто, просто отсутствую.

я говорю на латыни ему, лью в него латунь. ничего не меняется, хоть в рожу плюнь.
ему не плевать, что с моими губами он сам себя губит, но наплевать на Заратустру, и Джордано Бруно
речь его тверже квебрахо, голос идет к верху так, что порою лихо.
мы не скрываем ничего друг от друга, кроме себя самих...