Про князя дмитрия и трактирщицу

Новгородская вольница князю не подчинилась -
дань забрали себе, потеряли учтивость,
и ушкуйники нагло баловали в Поволжье...
Чтобы этих безбожников наказать, да построже,
Дмитрий шел к Ново - городу усмирять, словно зверя,
но решил осмотреться - с войском встал в Понеделье.

Дней за пять-шесть до этого в придорожном трактире
появилась девчонка - краше не было в мире -
очи ясные властны – взглянешь и обомрешь,
и стройна, и румяна, кудри - спелая рожь.

Нет, от князя не прятали - не ее в том вина -
кубок, ею протянутый, выпил воин до дна.
Сердце, дрогнув, как в юности, замерло на мгновение,
нереальным казалось, невозможным - видением...
Но, глаза у девчонки, словно два василька,
и коса ниспадает, как вода ручейка.
Князь подумал:
- Трактир этот, девушка - сон?
Но услышал свой голос, кубка жалобный звон -
серебро засветилось, замерев под ногой.
Преподносит Любава князю кубок другой.

Покатились денечки средь охот и забав,
утомленные ночки, шелест свежих дубрав.
Ах, на темных кудрях серебрятся седины,
но ранимы сердца и Любавы, и князя...
Словно легкий пушок или нить паутины,
носят ветры шальные клятв их пламенных вязи.
А над городом вольным ночь светла до зари.
Словно капища древние - монастыри -
двадцать три в небо факела возносили моленья.
Князь не сразу опомнился от любви наваждения:
- Ох, ты, Люба - Любава, я забыл о делах.
А у Любы грустинка в родниковых глазах.

Под раскаты глухого и недолгого грома
договор состоялся - без войны, без погромов.
Город - вся его вольница - вновь вздохнул облегченно,
а Любава смотрела князю вслед отрешенно.
Не молила, не плакала дочь великого города,
только ветры вились вокруг обреченно, но молодо.

Князь вернулся в Московию
к детям, к власти, к жене,
но к его изголовью
возвращались во сне
родничок, монастырь и дубрава,
где смеялась его Любава.
Кони мчались вдоль озера -
шлейфом желтая пыль...
Душу, словно морозило.
Ах, ты Люба - Любава, что ты делаешь, ведьма?
Я княгиню Любавой тут окликнул намедни...
Не стерпела жена и ушла в монастырь.

Там, где были о Дмитрии, помнит чистый родник,
старый дуб пышной кроною над землею поник.
И не хочешь да веришь этой древней молве -
там кукушкины слезы серебрятся в траве.

Той трактирщицы странной позабылась судьбина,
но живет в нашем крае песнь о тонкой рябине.
Лишь трактир у дороги носит имя ее -
там старинное русское подают питие.
У "Любавы" до ныне медовуха хмельна
и по вкусу не хуже дорогого вина.