Брейгель. Проблемы запредельного возраста

Припоминая забытое,
припоминая скрытое,
смотреть на пустынные руки,
словно сады из осени
выпущенные в зиму,
из доброй, счастливой реальности –
в скудную, утлую сказку;
стволы их чернеют, словно
буквы на мониторе,
на девственно-белом поле
программы по имени Слово,
зима опадает брейгелем,
не с потолка пластами
прОклятой штукатурки,
а шёпотом благословения,
памяти и забвения,
тихим блаженным брейгелем,
словно все сумасшедшие
сделались вмиг нормальными,
но только на миг, не больше,
мелькнувший и тут же канувший,
и все попали на фото,
когда их щёлкнули ангелы,
поймавшие миг нормальности
среди эпох сумасшествия,
островок домашней реальности,
где стояли Гринько с Банионисом
посреди океана Тарковского,
посреди океана Соляриса,
где Иван-Севастьян разыгрывал
на органе своё представление,
а Петро старшой подкрашивал
белый снег гуашью белою –
замазывал голубоватые оттенки,
которые так раздражали
Андрея Арсеньевича,
терпеть не могУщего
снимать снег камерой
отечественного производства
на плёнку
отечественного производства,
вот и приходилось гонять художника
по полю боя
с банкой и кистью –
летать над снегом
и мазать, и мазать
гуашью тени;
как же трудно летать художнику
с банкой в одной руке
и кистью в другой! о, как трудно!
а ходить нельзя, –
иначе режиссёр убьёт
за снег, испорченный следами
галош, на валенки надетых,
вот и летай, хотя с годами
тебе бы ползать тихо где-то,
змеистым телом неприметным
скользя меж скомканных мечтаний,
портретов павших и желаний,
в ушкО игольное продетых;
как ты достал, Андрей Арсеньич! –
скрипя зубами, думал Брейгель
и кистью профессионально
водил по снегу – словно бритвой
не-суть от сути отсекая.



ПРИМЕЧАНИЕ

Правда здесь в том, что Тарковский, действительно, терпеть не мог, когда после съёмок на снежном фоне снег приобретал на плёнке голубоватый оттенок.