Весна 1945. Везем делегатов от Укр. ССР в Сан-Фран
Это есть то малое, что я могу сделать РАДИ ПАМЯТИ о Победителях.
Публикую здесь, так как считаю всю их жизнь проявлением ВЫСШЕЙ ПОЭЗИИ ДУХА.
Шёл апрель 1945 года. И вот, 11 апреля пришла радиограмма, в которой говорилось, что срочно, сегодня же, необходимо доставить бортрадиста Крамаренко и бортмеханика Пономаренко в Москву.
И я, и все остальные недоумевали, в чём дело? Зачем мы так срочно понадобились в Москве ?
Через пару часов самолёт, управляемый Г.А.Тараном*, взлетел и взял курс из
Цеханова на Москву. Я даже не успел забрать свой походный чемоданчик, оставшийся в другом самолёте, улетевшем с моим экипажем.
Подрулив к аэровокзалу во Внуково, мы увидели, что нас встречает всё начальство. Недоумение возросло ещё больше. Поздоровавшись, начальник штаба представил меня новому командиру экипажа и приказал немедленно садиться в автобус и ехать на сектор принимать самолёт. Адъютанта он послал в продовольственный отдел выписывать аттестат на наш экипаж. Я попросил разрешения добежать до общежития - ведь у меня нет ни мыла, ни полотенца, мой чемодан остался в Цеханове. Но и этого мне не разрешили, сказав , что времени нет. На вопрос "Куда хоть летим?", ответили, что пока на центральный аэродром им. Фрунзе ( рядом с м. Аэропорт), а там всё скажут.
В автобусе я познакомился со всеми членами экипажа : командир Иван Иванович Рыжков(до этого я его не знал), второй пилот Николай Максименко(тоже не знал), бортмеханик Юрий Пономаренко(несколько раз приходилось летать вместе) и штурман Павел Смелянский(знал, но летать не приходилось). В общем, экипаж незнакомый
На стоянке стоял С-47 , самолёт как самолёт, ничем не отличавшийся от своих собратьев. Но когда мы зашли внутрь, то ахнули. Вот уже три года, с самого начала моих полетов на линию фронта, я видел только грузовые самолёты. Там даже простых кресел не было. А этот был переоборудован специально для перевозки пассажиров высокого ранга. Весь он был задрапирован бархатом и шёлком. Пассажирский салон был разделён на две части : передний салон был предназначен для сна, здесь было два дивана и четыре кресла с небольшими столиками. А в другом салоне стояли кресла вокруг большого стола и еще два небольших диванчика. На окнах и дверях шторы и занавески. И только теперь я стал догадываться, что это будет полёт заграницу. Но куда, пока никто не знал. В остальном это был обычный самолёт, как и все те, на которых мы делали боевые вылеты.
Принесли нам продовольственный аттестат, мы распрощались с начальством и перелетели на центральный аэродром, где нас снова посадили в автобус и отвезли в Главное управление ГВФ. Там уже собрались несколько экипажей. Всего - восемь. Стало быть - 40 человек. Все ждали большого начальника.
И вот он появился - маршал авиации Жаворонков, начальник ГУ ГВФ. От него мы услышали, что предстоит полёт в Соединённые Штаты Америки. Маршрут длинный и трудный. Через Сибирь, Аляску и Канаду в город Сан-Франциско. А прибыть туда надо как можно быстрее. Мы должны доставить наших делегатов на Первую конференцию Организации Объединённых Наций(ООН). Маршал пожелал нам успешного выполнения правительственного задания, и мы перешли в штурманскую для подготовки к полёту, где каждый занялся своим делом - штурманы готовили полётные карты, пилоты изучали кроки аэродромов, а мы, бортрадисты, получали документы для обеспечения связи, по которым должны были работать по всему маршруту до нашей базы на Аляске в городе Фербенксе.
После подготовки нас снова посадили в автобусы и доставили в ЦК партии. Пока ожидали приёма, я осмотрелся и решил пройти по коридору. Интересно всё-таки! Я - и в ЦК нашей партии! Для меня тогда ЦК и Сталин было что-то единое. Может, и ОН где-то здесь, рядом... В коридорах было безлюдно и тихо. Но не успел я сделать и несколько шагов, как невесть откуда передо мной вырос мужчина и вежливо, но настойчиво, предложил сесть в кресло и не ходить по коридору. Пришлось подчиниться.
Наконец, пригласили в кабинет и меня. В кабинете был один человек. Поздоровавшись и поинтересовавшись, знаю ли я , куда лечу, он дал мне краткое наставление быть внимательным и бдительным. Америка наш союзник, но и недоброжелателей там достаточно. На все непредвиденные случаи совета не дашь, поэтому один совет - думай головой и действуй по обстоятельствам, особо остерегаясь провокаций. Вся беседа звняла не более 5-ти минут.
Освободились мы поздно ночью. Пока добрались до гостиницы, пока то да сё, стало заполночь...А утром рано вставать. Не знаю, как другие, а я не выспался. Из головы не уходила мысль - я лечу в Америку!! В саму легендарную Америку, где небоскрёбы и индейцы, Голливуд, ковбои и самолёты "летающие крепости"...Одним словом, загадочная страна, о которой я читал так много книг и слышал по радио. И вот теперь я увижу все это своими глазами! Я, двадцатилетний Васька Крамарь, босоногий шкет, лечу в Америку! А война для меня, по-видимому, уже закончилась. Наши войска рвались к Берлину, и недалёк уже тот день, когда мы будем праздновать победу.
Всё шло хорошо, но одно меня смущало и не давало покоя - уж больно вид у меня был неприглядный, никак не соответствовал моей высокой миссии : старая серая солдатская шинель, до предела разбитые кирзовые сапоги, выцветшая грязная хлопчатобумажная гимнастёрка с брюками и цигейковая замызганная шапка. Одним словом, обмундирование, которое длительное время было на мне и в часы передышки, и в фронтовых буднях.
Итак, утром приехали пассажиры, человек 12-15. Это была делегация от Украинской Республики. Никаких прОводов, как сейчас, не было. Просто пассажиры зашли в самолёт, расселись по местам, мы запустили моторы, взлетели и - в Америку. Но до неё было так далеко!! А скорость нашего самолёта так мала!! Всего 320-340 км в час.
Вылетели мы 12 апреля 1945 года рано утром. Первая посадка в Омске. Дозаправились - и дальше, даже без обеда. А на борту ни кусочка хлеба, не говоря уже о бортпайке. Ну, ладно, нам не привыкать, но и делегаты наши тоже голодные. А они ведь были не простыми пассажирами, а советскими дипломатами...Этим я хочу сказать, как неважны были бытовые вопросы в то время...Ещё во Внуково я напомнил начальству о своём внешнем виде, но мне сказали, что времени нет на мою экипировку и что-нибудь придумают на Фрунзенском аэродроме. Но и там думать об этом никто не захотел. А подумать стоило бы. Ведь я летел в богатую страну и представлял в своем лице героическую Советскую Красную Армию, которая сломала хребет фашистскому зверю. Так что и выглядеть я обязан был соответственно этому. Но, оказалось, дела до этого никому не было.
Следующая посадка в Красноярске. Сели на исходе дня. Объявили ночёвку. Накормить - накормили, но мест в профилактории не оказалось, переночевали в комнате отдыха на раскладушках , остальные - в казарме военной части, расположенной недалеко.
Утром рано взлетели и взяли курс на Якутск. Каждый экипаж летел сам по себе. Какого-то общего руководства не было. Указаний, наставлений и распоряжений тоже, а это уже хорошо. Каждый экипаж сам принимал решения, сообразуясь с обстановкой. Летели цепочкой, один за одним. Мы летели, кажется, вторыми. И только когда останавливались на ночёвку, встречались друг с другом. У меня работа шла нормально, всё получалось. И даже связь с Москвой пока была, хотя расстояние до Якутска - ого-го!
Прилетели под вечер , и решено было лететь дальше, на Сеймчан. Но сначала надо было поесть. Пока ожидали обеда, гляжу, наш второй пилот Максименко о чём-то разговаривает с генералом. Потом подозвал меня. Генерал спрашивает : " Куда ты, старшина, собрался?" Отвечаю, что в Америку. "Да как же тебя пустили в таком виде? О чём думало ваше начальство?" И майору, своему адъютанту, приказывает :" Сейчас же на склад, и одеть его с ног до головы. А если не подберёте на этом складе нужного обмундирования, то в город, на центральный склад, срочно." Привел меня майор на склад, подобрал я себе гимнастёрку с брюками и шинель.Всё по моему росту. Из английского материала и пошив для офицерского состава. А вот сапоги на свою ногу подобрать не смог. Носил я тогда 39 размер, а на складе меньше 41-го не было. Сапоги были хромовые, американского производства. Кожа почему-то была жёсткая, в подъёме гнулась с трудом, голенища тоже как из жести. Я подумал :"Ладно, наверну побольше портянок и сойдёт." Но когда попробовал пройтись, то почувствовал, что ноги будто в деревянных колодках. И пришлось отказаться от американских сапог и натянуть свои, старые. Да на голову я тоже ничего не подобрал, все было велико, остался в своей видавшей виды фронтовой шапке. Генерал хотел послать за шапкой в город, но времени уже не было. Пришлось лететь в том, что нашлось. И всё же вид у меня стал более приличным. Спасибо второму и генералу за то, что они сделали для меня. А то было бы мне совсем плохо там, среди американцев. И так по поводу своих разбитых сапог я не раз слышал ехидные и злые насмешки от русских эмигрантов. Может, и американцы издевались, но незнание английского языка спасло меня от лишних неприятностей.
Перед вылетом нам вручили заграничные паспорта. Я с гордостью держал в руках свой "молоткастый серпастый Советский паспорт", и особенно меня радовали слова, напечатанные на первой страничке. Там было обращение Советского Правительства ко всем органам власти других государств с просьбой оказывать мне всяческую помощь и поддержку.
Итак, из Якутска вылетели мы в ночь. Этот отрезок трассы считался одним из самых сложных. Особенно была опасна посадка в Сеймчане в ночное время, в облаках. А потому к нам подсадили пилота и радиста из группы перегона, которые эту трассу освоили отлично. Максименко и я освободили свои места и пять часов этого пути пролетели пассажирами. Посадка, видимо, действительно была сложной, так как, даже находясь в пассажирской кабине , мы ощущали резкие развороты и крутые снижения. Одним словом, манёвры самолёта не походили на те, которые делаются в обычных условиях.
Все закончилось хорошо. Сели под утро. Поспали четыре часа и снова в путь. Следующая посадка планировалась на берегу Беренгова пролива в посёлке Уэлькаль, где был построен мобильный аэродром по американскому методу и из американского материала. На ровном поле выкладывалась взлётная полоса и рулёжные дорожки из толстых, чуть гофрированных и перфорированных для облегчения металлических листов, которые при помощи петель и крюков быстро соединялись между собой. Таким методом взлетные полосы быстро сооружались в нужных местах.
Посадка в Уэлькале была последней на нашей территории. Следующая - в Америке, в Фербенксе. Но на последнем отрезке пути от Сеймчана до Уэлькаля произошло ЧП, правда не с нами, а с экипажем героя Советского Союза Фроловским, с которым радистом летел мой друг Вася Мокроусов. Летели они впереди нас по времени примерно на час. И вот, подлетаем мы к Уэлькалю и слышим в эфире разговор Фроловского с диспетчером аэродрома. Вначале мы удивились тому, что они ещё в воздухе. Через полчаса сядем мы, стало быть они должны были сесть 30 минут назад, а они ещё в воздухе. Но вскоре из их переговоров мы поняли, что они заблудились и не знают, где находятся. Бензина пока достаточно, но у них отказал радиокомпас, находились они сверху облаков, земли видно не было и куда, в какую сторону летель, не знали. "Пробивать" облака в неизвестном месте очень опасно, да если и пробьёшь и выйдешь на визуальный полёт, то в тундре восстановить своё местонахождение очень сложно... А как им помочь, никто не знал...
Нам пришло время садиться , и мы только позже узнали, чем все это закончилось.
Аэродром, действительно, расположен на самом берегу Баренцева пролива. Из строений - одна небольшая избушка, вот и всё. И даже посёлок Уэлькаль где-то километрах в пяти. Стоянка была минут 40. Заправились и, взлетев, взяли курс на Фербенкс через покрытый льдом и снегом пролив, ширина которого в этом месте 80-90 км, значит, 10-12 минут лета.
А Фроловский продолжал блудить...Мы понимали, что всё это может закончиться трагедией. Было их жаль, а мне особенно друга моего, Васю Мокроусова...За те 10 минут, пока мы находились над своей территорией и держали связь с нашей радиостанцией, мы услышали и их разговор. На помощь к ним летел командир перегонной группы полковник Пущинский. Последнее, что мы услышали, было сообщение Фроловского о том, что в районе, где они находятся, под ними ровная слоистая облачность, а над облаками торчит метров на 100 одна-единственная вершина горы. Стали искать на карте в этом районе самую высокую гору. И нашли! Значит, и самолёт находится над этой горой. Теперь стало легче. Пущинский велел кружиться возле этой вершины и сам взял курс на неё. Нам надо было переходить на связь с американцами, и дальнейшие события мы узнали после, когда встретились в Сан-Франциско. У этой вершины их Пущинский и нашёл. А дальше всё было просто: он их вывел на Уэлькаль, а сам вернулся в Сеймчан. В общей сложности проблудили они три часа. В Уэлькале заменили радиокомпас и продолжили полет.
У нас тоже произошла неприятная ситуация при подлете к Фербенксу. За два часа до посадки отказал один из генераторов. Другой генератор полностью обеспечивал самолёт электропитанием, но, в случае отказа или выхода из строя мотора с работающим генератором, самолет останется полностью без электроэнергии. А это значит - ни освещения, ни связи, да и большинство приборов выйдут из строя и тогда самолет окажется в катастрофическом положении.
Но все обошлось благополучно, долетели нормально.
***
(продолжение Пропуская другие, очень интересные события и подробности, хочу привести рассказ моего отца, записанный собственноручно, о том, как в мае 1945 года американцы относились к Победителям - русским.
*
Из сборника на страничке "Твердь небесная".
Теперь, я думаю, пришло время описать, как к нам относились американцы.
Примерно через неделю нашего пребывания в Сан-Франциско кое-кто из нашей группы обзавёлся гражданскими костюмами, так как ходить в форме русского офицера стало невозможно. Наши войска вот-вот должны были взять Берлин, а потому к нам, русским, отношение простых американцев было исключительно доброжелательным. И в буквальном смысле нам не удавалось ступить и шага, чтобы не попасть в дружеские объятия американцев. Если мы выходили из гостиницы с целью посетить то или иное заведение, до которого ходу было 10-15 минут, то добирались мы до него час-два. Только освобождались из одних объятий, тут же попадали в "плен" к другим. Американцы нас обнимали и жали руки, радостно хлопали по плечам, постоянно улыбаясь, что-то говорили, а мы отвечали одно и то же: "Ай но спик инглишь." С нас пытались снять на память ордена и медали, пилотки, с гимнастёрок откручивали пуговицы. Звёздочки с пилоток у нас сняли в первый же день. Больше всех остальных одолевали нас моряки. Сан-Франциско город портовый, и улицы наводнены моряками торгового и особенно военного флота. Как правило, все они были уже навеселе и у каждого за поясом брюк заткнута бутылка виски или джина. Так вот, если гражданская публика одолевала нас только объятиями и расспросами, то моряки, увидев русских летчиков, окружали нас плотным кольцом, доставали бутылку из-за пояса( карманов в брюках не было ) и чуть ли не силой пытались влить ее содержимое нам в рот. А ведь всем известно, что пьяному даже на его родном языке трудно объяснить, что ты пить не можешь, и уж совсем невозможно убедить его , разговаривая с ним на разных языках.
Наконец мы дошли до того, что стали бояться выходить на улицу. Чтобы не выделяться и слиться с американской публикой, надо было снять военную форму. Кое-какие сбережения у меня уже были. Правда, на хороший костюм еще не хватало, и я решил купить себе кожаную куртку, светлые бежевые брюки, пару рубашек и туфли, что я и сделал. Куртка, по нашим понятиям, была пределом моей мечты - мечты 20-летнего мальчишки , но, как потом выяснилось, у американцев кожаные куртки носили рабочие особой категории, такие как таксисты, слесари и т.д. В общем, это была спецодежда. Хорошо, что тогда , в мае 1945, погода стояла жаркая, и я её надевал всего несколько раз.
___________
*Г.А. Таран - легендарный летчик ВОВ, Герой Советского Союза, под его командованием весной 1945 года в г. Сан-Франциско была доставлена группа советских дипломатов, которые принимали участие в создании ООН.
**Полностью сборник воспоминаний "Твердь небесная. Записки русского летчика" можно найти в оглавлении.
Свидетельство о публикации №111051003046
Люди надеялись и верили...
Пронизано все этой надеждой.
Но политика!
На протяжении веков «человек властвует над человеком во вред ему»
и единственная надежда для людей — Царство Бога (Екклесиаст 8:9).
Виталий Мельник 17.01.2021 22:41 Заявить о нарушении