И подступили к вершинам

               
            Мы въезжали в сказочную страну с богатой и сложной историей, замечательным настоящим, овеянную древними легендами и поверьями. Почти все мои подопечные – старшеклассники и учащиеся профтехучилища – впервые оказались на Кавказе. И, встретившись с ним, жаждали скорее увидеть горы, те, которые в далёкой древности, по сказаньям, были сначала мужественными нартами-богатырями – защитниками родной земли, но потом в вынужденном горьком побоище сложили головы и превратились в каменных исполинов: Эльбрус, Бештау, Машук... За Минеральными Водами показалась было небольшая гора, но её на глазах у всех съел ненасытный Туман.

            Куда бы мы ни ездили на экскурсии в течение двух дней – по Ессентукам, в Железноводск, Кисловодск и Пятигорск – солнце не приходило на помощь, и влекущие всех вершины вроде бы и не существовали. А главной отрадой были увлекательные рассказы гидов, архитектурные памятники, выразительный «ближний» рельеф и живая богатырская вода нарт-санэ, ачэ-су из горячих и кислых источников. Да ещё то, что везде сопровождал нас великий мятежный поэт Михаил Лермонтов. Он то карабкался по каменистой тропе Машука к верховью Провала, то входил в гроты Веры, Демона и Дианы, то под камышовой крышей своего домика подтрунивал над будущим «персональным» убийцей «Мартышкой». Да ещё то, что в этих отдалённых от Харькова местах нам многое напоминало о нашем родном крае.

            Вот мы стоим на городском мемориальном кладбище Пятигорска и, затаив дыхание, вслушиваемся в размеренную речь экскурсовода, которая возвращает нас к скорбным и героическим дням Великой Отечественной. Гитлеровцы, дерзнувшие лишить Красную Армию главной топливной базы страны – Кавказа, превосходящими силами вероломно врываются в Пятигорск, заполняют его улицы и с наглой беспечностью завоевателей разгуливают по городу. Но эта беспечность нежданно-негаданно хлещет по ним разящим свинцом из броневого фургона на харьковском тракторе.

            Трактор-броневик, вклинившись в колонны немецких мотоциклистов, наводит на них ужас и в упор расстреливает фашистскую нечисть. А вот и чёрные мраморные плиты. Под ними покоятся останки 19 смельчаков – курсантов Харьковского тракторного училища. В этом учебном заведении в первые годы войны готовили кадры для бронетанковых войск и обучали их – за недостатком боевых машин – вождению тракторов. Склонив над могилой головы, ребята чтят память защитников Родины...

            Может, третий день проявит кавказское гостеприимство, выгонит серый мрак из Пятигорья и приоткроет царственную папаху Эльбруса? Нет! В сплошном тумане, пронизанном жёлтыми огнями встречных машин, автобус катит по кабардино-балкарской долине. Не смолкает микрофон экскурсовода, повествуя о незваных визитах сюда турок и крымских татар, об истории отношений Кабарды и России.

            Легендарный Сосруко, похитивший огонь у богов и даровавший его людям, с факелом застывший над Нальчиком, разве не можешь ты осветить каменную подкову гор и показать их ребятам?
            - Не огорчайтесь,   величественно отвечал огненосец. – Вас, кто достиг в посильном труде своих первых вершин, я награжу за умение и терпение. Вот вам «канатка», спускайтесь к автобусу и продолжайте маршрут до Чегема. А я пока ярче раздую свой факел.

            Сосруко, которого древний и мудрый грек нарёк Прометеем, джигитское слово сдержал: мгла отступила, улеглась, испарилась. Сначало дымное, потом всё более чистое и горячее вплывало в ущелье солнце. Усыпанная каменьями земля постепенно переходила в пологие, потом и в крутые горы. Живописный каменный мешок под тихую музыку горной речушки Чегем втягивал нас в свои владенья. Рабочий скот – ослики с ездоками и телегами, отары жухлых, как прошлогодний покров, овец на склонах гор, лохматые бродящие собаки, малорослые коровы-хевсурки, дети, греющиеся на каменных заборах,   всё дополняло и усиливало колорит и без того экзотической природы.

            И вдруг у самого неба открылось то, что будоражило нашу фантазию и всегда сводит с ума альпинистов. Вершины-зубцы, ослепительно белые, просветлённые и сверкающие. Друг к другу прижались, сгрудились и застыли. Белые, кучевые под самым шатром небосвода над ними висят облака. Не подвластные ни перу, ни кисти – покой, величие, многозначительность.

            А далее, на краю селения Хушто-Сырт, где женщины бойко распродавали пушистые свитера, где туристы подкармливали шашлыком, а энергичный балкарец-шашлычник терпким словом и крепким пинком гнал со своей кухни «грязного осла», ущелье сдавили отвесные стены, надвинулись на туристов громадой высоких утёсов, белоснежными косами ледяных водопадов, низвергающимися в Чегем фонтанами резвой воды. В теснине   изобилие солнца и тепла, под каменными навесами – темь, сырость; в наибольших сужениях – мрак и брызги воды; под солнцем у мостика в каплях водной пороши вспыхивает и гаснет, всходит и растворяется радуга.

            Стой и смотри, и слушай мгновенье и час, и вечность – не надоест, не наскучит сказка с её объёмным журчаньем прозрачной реки, громом падающих льдин и камней, с отчаянным деревцом у самого края чёртовой пропасти.

                1985 г.