***

Сны рождены не для пошлых сравнений.
На ночь с собою беру я футляр,
Под одеяло изгиб инструмента:
Ярость разорванных ; брег наяд.
Через окно дух шагает, он извне,
Свился с росистым дымком фонарей;
Виснет, цепляясь, на шатких карнизах.
Таволги куст закружил пар в фате.
Ставит подножку безгривым каштанам
И выдыхает на руки туман.
Он как волчонок, отставший от стаи
С твердой решимостью: выживет сам.
Кошки взбалмошные мчатся по небу
Шабашем сытых ночных облаков.
Только мерцающий месяц-бездельник
Даже не шикнет. Шальное зверьё!
В лужах тенистых, что гаснут с рассветом,
Стайка стремительных робких мальков.
Будто рассыпали звезды монеты
И на земле дребезжит серебро.
Нерукотворных магнит очертаний
Тащит из горла щипцами напев.
Как арестант, в полосатой пижаме,
Дерево мерно кивает в ответ.
На огоньки фонарей, затаившись,
Смотрим сквозь тоненьких веток ажур:
Видятся три лепестка мне когтистых
И существо к алой тоге канву
Шьет из лучей затонувшего солнца,
Бледное, мирное, с прорезью глаз.
Лапкой воздушной иголки коснется,
Вытянет, пробуя, вставит назад.
Ветер хозяйски подул над домами,
Мигом поджали хвосты облака
И из залившейся визгом и лаем
Своры, за кочкой клубок вдруг упал.
Вот он борзая, парящая резво
Рваным пером над градской мостовой;
Тут же – грифоном расправился с герба,
Он белокрыл, горделив и хитёр.
Мы на подлунной поляне играли,
Два бесноватых, друг другу как тень.
Клочья тумана с шипеньем взвивались
И недовольно толпились в траве.
Свист и сопенье сменились на песню,
Я распростёр руки и задышал.
Шепот мой шел, он бежал в верхолесье,
Гулкий, гортанный, как стук о причал.
И из привязанной лодки мы стали
Вдруг подниматься грот-мачтою вверх.
Грудь белым парусом лихо, бесстрашно
Встретила ветер, просеяв, взгремев.
Тело неслось, не ища путь-дорогу,
Будто польстилось схватить горизонт.
Смотришь наверх и растешь словно тоже,
Тщишься деревья измерить рукой.
Но мне восхода дождаться не выйдет –
Мы разминемся в ночных полюсах,
Он златоглазой малиновой птицей
Вырвется прочь из окованных лап.
Я же – назад, где навечно застыла
Стрелка, влюбленная в десять часов.
Но и назавтра раскинется свитком
Манная россыпь иссохшихся звезд.