Вторая баллада о приеме в СП. 199...

 
За годом год на нити вся,
как бусины, жизнь моя нижется.
Вот я уже окабинетился-
на выходе другая книжица.

Вот я уже обдетективился,
вот я уже обдекадентился,
страна моя, понятно, в чтиве вся-
прочтет меня ль? Куда же денется!

Вот Солженицын возвращается.
А вот воюет с ним Войнович.
Писать пока не запрещается-
в том наслаждение двойное.

Вот и роман уже в печати-
вот я автогрофы -конвейером,
продолжить что ли без печали-
или от живота да веером*?

Бредут по улицам герои,
сидят в конторах да за кОмпами,
когда ещё чего нарою,
то быстро получу по кумполу.

Толстые не нужны им более,
они устали от "чернухи",
вон в фитнес-клубах всё амбалы,
по подиумам всё-чувихи.

Сберкнижек даже нет -всё карточки,
всё пластиковые, банкоматные,
блатняк кругом сидит на корточках,
да зреют пули автоматные.

Дозреют лагерною фенею,
и упадут в корзины сливами,
и в ЦДЛе с  милым Федею**
поделимся мы буйной славою.

Там нам дадут по микрофончику,
за все за наши притязания,
пока  готовят для Япончика
харизму, мы попартизаним.

Мы выйдем с Федей -все кто значился,
и он с размаху мне -по шнобелю.
"Што , фрайерок, опастерначился,
а ты -то думал тебе Нобеля?"

А я ему в ответ по будке,
чтоб не сковрчало из скворечника:
"А ты то думал - сразу Букер?
А ведь в писателЯх те - нечего!"

Утремся. И пойдем в обнимочку,
пока облаивают шавки,
за свой за счет настряпать книжечку,
чтобы обмыть на брудершафт.

И вот на старом, на Арбате мы-
ловите чудное мгновение-
нет, не исправила горбатого,
могила полного забвения.


*Веером от живота -циатата из повети Юлия Даниэля "Говорит Москва".
**8 Здесь для художественности использован эзопов язык. Имеется в виду Илья Герасименко(Роман Курортный).