Счастье и Истина

На днях на главу «73. Счастье» из моей рукописи «Z-мир» (см. http://proza.ru/2010/10/03/1 и http://rm.pp.net.ua/publ/z_mir_73_schaste/20-1-0-957) небольшую рецензию написал Андрей Елькин. Он один из немногих известных мне людей, занимающийся духовным (не религиозным!) воспитанием детей. Для меня он является высочайшим авторитетом.
Поскольку с ОДНИМ из тезисов моей статьи Андрей не согласился, на рецензию я отвечаю отдельной развернутой статьей, поскольку за этим положением (не очень существенным в рамках данной статьи) скрывается огромный философский пласт. 

Вот текст Андрея:

«Рецензия на «Z-мир. 73. Счастье» (Виктор Сорокин)

Вы знаете, Виктор, эту статью я воспринял как самый лаконичный и в то же время исчерпывающий манифест наиболее востребованных человеком устремлений. Конечно, демонстрация такого глубокого понимания смысла непринужденной деятельности человека, его истинных, неложных ориентиров в Вашем исполнении не вызывает удивления. Для того чтобы так ясно расставить все акценты и раскрыть перед читателем тайны настоящего счастья, достаточно обладать таким же незаурядным жизненным опытом - опытом, который мне хотелось бы назвать опытом непрерывного самосовершенствования или Z-опытом. Вам удалось совершить этот чудесный подвиг - силами небольшого текста оградить своего читателя "от ужаса бессмысленности жизни". Поздравляю!
В одном я вынужден не согласиться. Все-таки, власть диктатора, и любая другая власть не может быть счастьем в том понимании, о котором идет речь. Это - всего лишь иллюзия счастья. Единственная власть, которая приносит нам радость - это наша власть над самими собой.

С благодарностью, Андрей ЕЛЬКИН»

Итак, о несогласном месте.

Я исхожу из посыла, что определить счастлив человек или нет, может только он сам (говоря философским языком, его мнение о своем счастье является абсолютной истиной, в то время как мнение других людей о его счастье является относительной истиной). И если человек утверждает, что он счастлив, то он действительно счастлив! А вот нравится или не нравится его счастье нам, никакого отношения к истинности счастья не имеет.

Последняя фраза дает основания полагать, что счастье каким-то образом связано с истиной, а точнее – с критерием истинности. И не случайно: установление истинности любого утверждения (в частности, я счастлив, он счастлив и т.д.) является процессом субъективным и никому не дано владеть объективной истиной. (Отсюда и неожиданный вывод: никто не может быть безошибочным судьей! И как в таком случае вершить правосудие?..)

Впрочем, на этапе установления истины неважно, кто определяет счастье человека – он сам или другие люди. Важность возникает на этапе принятия решения: что делать со счастьем или несчастьем другого человека? Например, сын считает что он счастлив в своем браке, а родители сына убеждены в том, что сноха – стерва и потому сын должен ее бросить. И в подобном случае на чьей стороне должны быть мы, сторонние наблюдатели?

Бывает и наоборот. Дочь понимает, что она кардинально ошиблась в выборе супруга, а ее родители пытаются ее убедить в том, что муж и обеспеченный, и представительный, и красавец и что все «слюбится-стерпится». И, опять же, если мы в силах помочь, то кому – дочери или ее родителям?

А сколько трагедий бывает в семье из-за того, что ребенок хочет пойти учиться или работать не туда, куда хотели бы родители?! Здесь, правда, ситуация более сложная – ребенок может еще чего-то не понимать, а родители могут быть правы. Но вопрос остается: что делать? И расхожее решение мы знаем: сломать психику ребенка «через колено»!

Более щадящее решение таковое: будь что будет, пусть ребенок сам набивает себе шишки! И нередко так набивает, что исправить уже невозможно. В результате, девочка, забеременевшая в двенадцать лет, по существу вычеркивает из своей жизни самое существенное время для своего интеллектуального развития.

На мой взгляд, существует лишь единственный способ побудить человека желать лучшего счастья – это личный пример воспитателя с оставлением за воспитуемым полного права на свободный выбор: оставить свое понимание счастья или же увлечься появившимся перед его глазами примером иного счастья (понятия воспитатель и воспитуемый здесь используются в самом широком смысле). Отступление от этого правила необходимо в двух крайних случаях:
1) когда получение счастья угрожает психическому и физическому здоровью человека;
2) когда получение счастья ведет к нарушению прав других граждан.

Конечно, в этих случаях приходится перейти от агитационных форм воспитания к принудительным. Но все равно последнее слово за констатацией счастья остается за воспитуемым. Да, воспитателю может показаться, что он добился своего, но как только он теряет контроль за воспитуемым, последний переходит к осуществлению целей, соответствующих ЕГО пониманию счастья.

Дорогой Андрей, я так же, как и Вы, испытываю чувство отвращения к властолюбцу, упивающемуся своей властью над себе подобными. При всем при том я не имею возможности залезть в его психику и отключить в ней удовольствие от осознания своего физического могущества над подчиненными. Но гораздо существеннее то, что, даже имея такую возможность, я бы ее не использовал, если только, конечно, для достижения своих целей властолюбец не прибегал к насилию.

Ну и наконец, бороться со счастьем властолюбца (которое мы с Вами для себя не приемлем) не стоит еще и потому, что во многих случаях это свойство человеческой психики оказывается мощным стимулятором разнообразной деятельности – политической, научной, художественной, спортивной и др. Тем более, что степень властолюбия может быть различной – от наслаждения своим физическим превосходством до гордости от осознания своего авторитета в обществе.

А за себя мы с Вами можем только порадоваться: наши цели лично нам нравятся намного больше!..