Любовь в озере прокаженных Любов в езерото на прок

                Переводы: Владимир Стафидов, Виктор Гусаров, Ольга Ступенькова, Галина Дмитриева,
                Галина Титова-Дмитриева, Екатерина Саянова, Оксана Федишин, Наталья Меркушова,
                Василина Иванина, Влад Каганов,
                экспромты: Надежда Троицкая, Виктория Баранник, Юрий Первый, Иван Ковшов,
                Тома Шаповалова, Сергей Чудаев, Артур Чакалов, http://stihi.ru/2012/05/05/34

Красимир Георгиев
ЛЮБОВ В ЕЗЕРОТО НА ПРОКАЖЕНИТЕ


          Трето – да подправиш храната си със смърт. Да станеш част от творческите образи, да влезеш в поантата. Да разбереш има ли дъно поетичната бездна, има ли още по-страшно предизвикателство.
          Бях там, видях я, докоснах я. Носът й бе разяден, дланите й бяха разтопени, месата й капеха. Търсеше чудо, а аз исках да изживея невъзможното, затова се срещнаха погледите ни.
          И откачената муза ме попита:
          – Можеш ли, поете, да се любиш с прокажената?

          ЛЮБОВ В ЕЗЕРОТО НА ПРОКАЖЕНИТЕ

Когато преди години пишех стихове и превземах светлите върхове на тъмна Индия,
обхождах прашните дюни на пустинята Тар и се опивах от греховната красота на камъка и от древния пясък на пълнолунието,
срещнах девойка с чуканчета вместо ръце и с разяден нос, от косите й капеше плът, но върху чуканчетата пееха гривни,
                а челото й бе украсено с бинди,
срещнах я до горното езеро над Храма на маймуните.

Около лечебната локва бяха клекнали буци с разлагащо се месо и отлюспваха от телата си тлен и сажди –
тук бяхме извън посоките на света, отвъд боговете, демоните и робите,
тук Вселената бе пълна с цветя, защото тук идваха да търсят надежда и покой прокажените –
корените им растяха нагоре, клоните им надолу, а душите им пълзяха към собствените закърнели утроби.

Срещнах очите на девойката с пеещите гривни и се развихри странна стихия –
светна биндито на челото й, светна биндито на душата й,
синя птица и зелена птица сляха отвъдния свят и този свят в магията –
да бъде дъжд, да бъде здраве, да бъде някога поне веднъж смъртна страст под вятъра.

И докоснах нежните чуканчета и целунах прокажената и се потопихме в отлюспените сажди,
и заплувахме блажено в езерото на обречените и поетите,
и съблече принцесата змийската кожа на страданието,
а върху тялото й цъфнаха уханни сандалови цветчета.

Може би бе решила, че аз съм бога на смъртта Йама
и че съм дошъл да я взема с колесницата си.
Тръснаха луди гриви конските глави, блесна безкрайна кълбовидна мълния над храма
и дамгоса сърцето ми голата топла топка на девицата.

Ние вече не бяхме в този свят и още не бяхме в отвъдния свят, пеехме очистителни химни в междинния свят,
                реехме се между небето и земята,
а онези с качулките клечаха в кръг около езерото и ни гледаха с остатъците на очите си,
чоплеха нечисти сили от кармата и пиеха амброзия от болката, докато капеха месата им.
Ние с принцесата бяхме жар, родена от времето, бяхме надежда за братята и сестрите,

бяхме храна за дишането с изгнили дробове, бяхме и живото, и яйцето, и зърното.
Аз бях грозното пате, тя бе лебедът, а двамата заедно бяхме прераждането.
Аз бях смъртта, а тя бе животът.
Когато плисна черният дъжд и изригна белият вятър, обладах принцесата на прокажените.

И се развихри смъртна страст, разлюля се храмът, пламна сред водите огнената ни клада,
гръмна любовен гръм и се завъртя колелото на телата ни между земята и небето.
Битието зачена небитие – поетът вече не беше поет, а страдащият вече не беше страдащ,
ние бяхме горчивия залък в устата на боговете.

Боговете ни сдъвкаха, после ни изплюха и ни разпръснаха на милиарди места сред безкрая –
имахме много пристанища и много форми, бяхме последните, но бяхме и първите.
Стенеше в екстаз разпадащата се плът и вече не знаехме
къде е смъртта и къде е безсмъртието.

Там някъде горе някой може да знае къде е живата вода, а може и нищо да не знае този някой.
Как се сресват косите на вятъра? Има ли дъно бездънната бездна?
Както ледът носи върху плещите си огъня и както пъстрата крава дава бяло мляко,
така от грозните белези на белязаната девица извираше божествена нежност.

Тя бе принцесата без устните, която бе копняла някой да я целуне.
Поздрав на теб – повелителю, който влизаш в тялото ми,
поздрав на теб – пороен дъжд, поздрав на теб – поройно здраве, поздрав на вас – страстни маймуни!
Тя бе златото, закопано от убийци в полето и изровено от мен – скиталеца.

Изтече времето. Вече не превземам светли върхове. Мълниите потънаха в годините.
Корените завладяха въздуха, а клоните пробиха земята.
Черепите на конските глави ръждавеят сред пясъците на пустинята.
Окапаха косите на вятъра.

Вече не пиша стихове – трудно е с тези дяволски чуканчета и с тези коварни дупки в мозъка.
Синя птица и зелена птица тръгват на дълъг път към поредното пълнолуние.
Обикалям горното езеро над Храма на маймуните – сред водите мъждука огънят ми –
и чакам съдбата си. Чакам да ме целуне.


ЛЮБОВЬ НА ОЗЕРЕ ПРОКАЖЁННЫХ (перевод с болгарского языка на русский язык: Владимир Стафидов)

           Третье – да приправишь еду свою смертью. Да станешь частью творческих образов, да влезешь в пуанты. Да разберёшься есть ли дно у поэтической бездны, и есть ли ещё страшнее призвание.
           Был там, видел её, коснулся её. Нос её был разъеден, ладони горели и плоть капала. Она искала чудо, а я хотел пережить невозможное, поэтому и пересеклись наши взгляды.
           И сумасшедшая муза меня спросила:
           – Можешь ли ты поэт, заняться любовью с прокажённой?

           ЛЮБОВЬ НА ОЗЕРЕ ПРОКАЖЁННЫХ

Раньше, когда я писал стихи и покорял светлые вершины тёмной Индии,
Обходя пыльные дюны пустыни Тар и упиваясь греховной красотой древнего песка на полнолуние,
Встретил девушку с обрубками вместо рук и с разъеденным носом. С кос её капала плоть, но над обрубками звенели гривны, а чело было помечено красной точкой бинди,
Я встретил её у горного озера возле Храма Маймуны.

Около лечебной лужи лежали разлагающиеся куски мяса и выплёскивали из себя тлен и сажу –
Сюда стекались все направления мира, богов, демонов и рабов,
Здесь вселенная утопала в цветах, ибо сюда шли прокаженные за надеждой и покоем,
Корни их росли вверх, а ветви вниз, а души их ползли к собственным низменным утробам.

Здесь я встретился с взглядом девушки с поющими гривнами и разыгралась странная стихия –
Бинди света на её челе и бинди света её души,
Синяя птица и зелёная птица слились с потусторонним миром и этим в магию –
Чтоб был дождь, чтоб было здоровье, чтоб была некая смертная страсть как ветер.

Я прикоснулся к нежным её обрубкам и поцеловал прокажённую, и мы потонули в липкой саже,
И с блаженством поплыли к озеру обреченных и поэтов,
И сняла с себя принцесса змеиную кожу страдания,
И тело её расцвело и пахнуло сандаловыми цветочками.

Может быть она решила, что я бог смерти Яма,
И пришёл её взять на колеснице своей.
Тряхнули гривами конские головы, блеснула бескрайняя шаровидная молния над храмом
И сердце моё забилось, как гладкий теплый мячик девушки.

Мы сегодня не были в этом мире, и ещё не были в том, пели очистительные гимны между мирами. Реяли между небом и землёй,
А те под капюшонами разместившиеся вокруг озера смотрели остатками своих глаз,
Лузгали нечистую силу своей кармы и пили амброзию боли, пока стекала плоть их.
Мы с принцессой были огнём, рождённые временем, мы были надеждой для братьев и сестёр.

Мы били пищей для дыхания с гнилыми легкими, живым существом, яйцом и семенем.
Я был грозным гусём, а она белой лебедью, мы вместе переживали перерождение.
Я был – смерть, она была – жизнь.
Когда пошёл чёрный дождь и задул белый ветер я овладел принцессой прокажённых

И завихрилась смертная страсть, закачался храм, вспыхнула в водах огненная воля,
Пророкотал любовный гром и завертелось колесо тел наших между небом и землёй.
Бытие зачинает небытие – поэт сегодня не есть поэт, а страдающие сегодня не есть страдальцы.
Мы были горьким злаком в устах богов.

Боги нас сдавили, потом сплюснули и рассыпали в миллиардах мест в бесконечности –
Мы имели много пристанищ и много разных форм, были последними, но были и первыми.
Стонет в экстазе распадающаяся плоть, и сейчас мы не знаем
Где есть смерть и где есть бессмертие.

Там на верху кто-нибудь может и знает где есть живая вода, а может и ничего не знает этот кто-нибудь.
Как расчёсываются волосы на ветру? Есть ли дно у бездонной бездны?
Как на льду плещется огонь и как пестрая корова даёт белое молоко,
Как девушка с такими страшными шрамами может источать божественную нежность. 

Она была принцесса без губ, которая мечтала о поцелуе.
Поздравляю тебя повелитель, вторгающийся в её тело,
Поздравляю тебя бурный дождь, поздравляю тебя бурное здоровье, поздравляю вас страстные маймуны.
Она была золото, закопанное от убийц в поле и выкопанное мною скитальцем.

Истекает время. Сегодня я не беру светлые вершины. Молнии потонули во времени.
Корни завладели воздухом, а ветки пробили землю.
Черепа конских голов рождаются среди песков пустыни
Без грив, унесённых ветром.

Сейчас я не пишу стихов – трудно с этими дьявольскими обрубками и с этими коварными дырками в голове.
Синяя птица и зелёная птица тронулись в долгий путь к банальному полнолунию.
Обхожу горное озеро над Храмом Маймуны – среди вод его мерцает и мой огонь –
И жду судьбу свою. Жду её поцелуя.






Подстрочник: Любовь в озере прокаженных /// Третье* – приправить свою пищу со смертью. Стать частью от творческих образов, входить в поанту*. Понять имеет ли дно поэтическая бездна, существует ли страшнейший вызов. / Был там, увидел ее, прикоснулся к ней. Нос ее был разъеданный, ладони ее были расплавленные, плоть ее текла (опадала). Она искала чудо, а я хотел пережить невозможное, поэтому наши взгляды встретились. / И сумашедшая муза меня спросила: / – Можешь ли, поэт, любить прокаженную (делать любовь с прокаженной)? ///
ЛЮБОВЬ В ОЗЕРЕ ПРОКАЖЕННЫХ
/// Когда раньше я писал стихи и завоевал светлые вершины темной Индии, / обошел пыльные дюны пустыни Тар и опивался от грешной красоты камни и от древнего песка полнолуния, / встретил девушку с (чуканчета = умалительное из слова „пень“; в данном случае визируется деформация рук вследствии болезни проказа; не нашел точное слово в словарье) вместо рук и с разъеданном носом, от волосов ее текла плоть, но на (чуканчетата) пели браслеты, а лоб ее был украшен с бинди (у индеек – традиционная красная точка на лбе), / я встретил ее у верхного озера над Храмом обезьян. /// Около лечебной лужи присели комья с разлагающемся мясом и вычесывали от своих тел тлен и сажи – / здесь мы были вне направлений мира, из-за богов, демонов и рабов, / здесь вселенная была полная цветами, потому что здесь приходили искать надежду и покой прокаженные – / корни их ростли кверху, ветвьи их книзу, а души их ползли к собственным (закърнели = рудиментарные) утробам. /// Встретил глаза девушки с поющими браслетами и расходилась странная стихия – / сверкнуло бинди на ее лба, сверкнуло бинди ее души, / синяя птица и зеленая птица слили внешний мир и этот мир в магию – / пусть будет дождь, пусть будет здоровье, пусть будет когда-то хотя бы однажды смертельная страсть под ветером. /// И я прикоснулся к нежным (чуканчета) и поцеловал прокаженную и мы погрузились в вычесываных сажах, / и поплыли блаженно в озере обреченных и поэтов, / и раздела принцесса змеиную кожу страдания, / а на теле ее разцветали благоуханные сандаловые цветочки. /// Можно быть она решила, что я бог смерти Йама / и что пришел ее взять с колесницей своей. / Тряхнули сумашедшие гривы конские головы, сверкнула бесконечная шарообразная молния над храмом / и поставил печать на моем сердце голый теплый шар девици. /// Мы уже не были в этом мире и еще не были в другом мире, пели очищающие гимны в промежуточным мире, реялись между небом и землей, / а те с башлыками присели на корточках в круге возле озера и смотрели на нас с остатками своих глаз, / ковыряли нечистые силы из кармы и пили амброзию из боли, пока текла их плоти. / Мы с принцессой были жар, рожденный от времени, были надежду для братьев и сестер, /// были пищу для дыхания с гнилыми легкими, были и живое, и яйцо, и зерно. / Я был некрасивый утенок, она была лебедь, а мы оба вместе были перерождение. / Я был смерть, она была жизнь. / Когда пошел черный дождь и извергнул белый ветер, я обладал принцессу прокаженных. /// И разбушевалась смертельная страсть, раскачался храм, вспыхнул середи вод наш огненный костер, / прогремел любовьный гром и завертелось колесо наших тел между землей и небом. / Бытие породило небытие – поэт уже не был поэтом, а страдающий ужу не был страдающим, / мы были горький кусок хлеба в ртах богов. /// Боги нас сжевали, потом нас выплюли и разбросили на миллиардых местах середи бесконечности – / были у нас много пристаней и много форм, мы были последними, но были и первыми. / Стонула в экстаз распадающаяся плоть и уже мы не знали / где смерть и где бессмертие. /// Там где-то наверху кто-то может знать где живая вода, а можно и ничего не знает этот кто-то. / Как причесываются волосы ветера? Имеет ли дно бездонная бездна? /Как лед несет на своих плечах огонь и как пестрая корова дает белое молоко, / так от грозных шрамов меченой девицы вытекала божественная нежность. /// Она была принцессой без губ, которая мечтала кто-то ее поцеловать. / Привет тебе – повелитель, который проникаешь в моем теле, / привет тебе – проливной дождь, привет тебе – проливное здоровье, приветы вам – страстные обезьяны! / Она была золото, закопанное от убийц в поле и вырытое от меня – скитальца. /// Вытекло время. Уже не покоряю светлые вершины. Молнии утонули в годах. / Корни овладели воздух, а ветви пробили землю. / Черепи лошадинных головей ржавеют середи песков пустыни. / Выпали волосы ветра. /// Уже не пишу стихи – трудно с этими чертовскими (чуканчета) и с этими коварными дырями в мозге. / Синяя птица и зеленая птица отправляются на долгий путь к следующему подряд полнолуния. / Хожу вокруг верхного озера над Храмом обезьян – среди вод тлеет мой огонь – / и жду свою судьбу. Жду, что бы она мне поцеловала. ///

Замечание: ПОАНТА. Не нашел в словарье русское значение слова „поанта”. А болгарский язык „поанта” означает сильная поэтическая мысль, поэтическое обобщение, которое обычно находится в конце стихотворения; слово или выражение, момент или конец литературного произведения, чтобы подчеркнуть поэтическую мысль. На французкий – pointe, означает острие. ТРЕТО. Трето – порядковое числительное „третье”, имею в виду третье подряд важное. Начинаю текст с продолжением моей мысли из другого моего стихотворения – „Разтворени бедра на просякиня”, как частью моего поэтического верую: „...И ставил себе несколько непосильных задач. Во первых – содержание  должно властвовать над формой, образы должни громить строфы, слова должны рушить строки. Во вторых – тема должна быть невозможная, идея – немыслимая, ситуация – абсурдная... Во третьих – подправить еду свою со смертью, становиться часть из поэтических образов и прожить невозможного...”




ЛЮБОВЬ НА ОЗЕРЕ ПРОКАЖЁННЫХ (по мотивам произведения болгарского поэта Красимира Георгиева: Виктор Гусаров)

               1.               
Я был поэтом, и в пустыне Тар
слагал поэмы краскам мирозданий,
и тёмной Индии пленительный нектар
пил во грехах без боли и терзаний,

от фантастичной красоты камней
дурман вдыхал при свете полнолуний...
Я страсти жаждал неземной, желая в ней
вкусить порывы чувственных безумий.

И мир откликнулся, а может – бог:
мой путь окончился в краю печалей,
где клетки памяти беды такой не знали,
какую словом выразить бы мог.

Остановись гремящий хор метафор,
дай силы успокоить взрывы мыслей!
В каких распятых и растерзанных мирах
возможно видеть ад подобных жизней?!

У озера над Храмом обезьян
я повстречался с ясной чукантетой*:
глаза – что свет небесный, тело – мрак, изъян...
Она смотрела, жаждала ответа.

И вместо рук обрубки старых пней
ко мне тянулись, страстью вопрошая,
и не было ни носа, ни волос на ней,
и плоть текла, зловонье извергая.

Браслеты пели на ногах её,
лоб украшало божеское бинди*.
Вне направлений мира было то бытьё
у озера, воспетого на хинди*.

Вселенная слезами потекла,
там не было ни демонов, ни Бога.
У озера лечебного сошлись тела,
пришедшие живительной дорогой.

То было – мясо, тлен и сажа тел,
разъеденных проказою проклятой.
Жизнь или смерть любой приобрести хотел,
кто шёл сюда, судьбою злой распятый.

Их корни тел от верха вниз росли,
а ветви душ рвались на рудименты...
В отбросы, будто бы, на свалку принесли
уродливых зародышей плаценты.

И я смотрел, пытаясь осознать
проблему странных мироощущений:
ведь я поэтом был, но как живописать
символику трагических мучений?!

– Взирай, поэт, на смерть и жизни тлен!
Что воспоёшь для будущих потомков?
Вот чукантета, смерть её разрушь, взамен
любовь свою достань из-под обломков. –

То Муза вдруг предстала предо мной,
огнём прожгла сверхтайное либидо:
„Любовь на прокажённой?! Страсть на аналое*
раскрой пред Господом с порочным видом”.

А девушка ждала, и ясный взгляд
был обращён на нас без вопрошений,
но тайных чувств её губительный разряд
взорвал мой мозг на пике возбуждений!

И крыльев шум сильнее и больней
в сознание впивался до безумства:
то птица синяя, зелёная за ней
накрыли теургией* наши чувства.

„О, боги счастья! Дайте радость мне
вкусить любви от светлой прокажённой!..”
Стихии вспыхнули, на огненном коне
нас Йама* уносил под кров влюблённых.

               2.
Нас не было нигде – ни здесь, ни там:
вне бытия мы плыли к очищенью
и гимны пели чувственным мирам,
стирая путь к земному возвращенью.

Сансары* круг был Йамою распят.
Душой и телом льнул я к чукантете,
сливался с ней, не ведая преград
к перерожденью жизни в новой лете.

– Богиня счастья, вздох судьбы моей,
принцесса мира, страсть моих желаний!..
Возьми любовь, амброзией* испей,
избавь себя от призрачных страданий!

– Войди в меня, целитель душ людских,
кто умиравшей даровал бессмертье!
Со мною будешь, словно жизни стих,
любовью разливаться по планете!

Чело её сиянием зажглось,
проказа кожею змеиной слезла,
девичье тело светом облеклось,
сандал вбирали плечи, груди, чресла.

Я в ней тонул, как в озере любви.
А есть ли дно, когда от счастья тонут?
„Прими, Господь, на жизнь благослови,
на погружение в любовный омут!”

И понял я, сомнения прервав,
что рождены мы с ней для созиданий!
Вдохнули боги нас и... разжевав,
рассеяли на сотах мирозданий.

Мы превращались в мириады искр
и свет любви собою зажигали!
А мир вокруг, ни медленен, ни быстр,
нас заносил на вечные скрижали.

Мне Йама внове радость жизни дал,
венчав в любви с принцессою небесной.
Душой я цвёл, а телом загнивал,
и стал для мира сутью бестелесной.

И Он спросил, готов ли я отдать
земную жизнь за счастье чукантеты?
Представил образ: любящая мать
дитя берёт из рук моей планеты,

а в том дитя душа моя живёт,
душа любовь земную воспевает!
Я глажу чукантету за живот
и пульс любви своей предвосхищаю!

...Наш путь к Земле цветами был укрыт,
летели в мир, печали отвергая,
дух Джайпура* держал над нами щит,
от бед земною властью защищая.

– Привет тебе, страна земных красот!
Я пел тебя до дней перерожденья!
Позволь теперь на гребнях новых вод
спеть гимн любви и силе отреченья!

Над озером летали души тел,
в надежду об удаче облачённых.
„Без страсти жили!” – Крикнуть им хотел,
но прочь несло нас, ко дворцу влюблённых.

               3.
Я не поэт: потух костёр стихов,
греховность чувств размолота любовью.
Вскрывая вены дней, молю богов,
чтоб с душ людских проказу смыли кровью!

...Прошли века. Дождями храм размыт,
угасла сила озера надежды,
мой дух свободен, тлен землёю скрыт,
а я себя ищу опять, как прежде... –
Вне времени, под солнцем обезьян.

               Пояснения:
               * Чукунтета – Прокажённая.
               * Бинди – Метка на лбу индийских женщин.
               * Хинди – Официальный язык Индии.
               * Аналой – Столик в церкви для книг или подношений.
               * Теургия – В восточных философиях – вид магии, посредством которой считается возможным подчинение своей воле воли богов.         
               * Йама – Бог смерти в индийской мифологии.
               * Амброзия – Напиток богов.
               * Круг Сансары – Циклы перерождений в восточной философии.
               * Джайпур – Город Индии, где Храм обезьян.


* (частичный перевод с болгарского языка на русский язык: Оксана Федишин)

Уже не пишу стихи – трудно с этими чертовыми пеньками и с этими дырами в мозге.
Синяя птица и зеленая птица отправляются в дальний путь до следующего полнолуния.
Я иду вокруг верхнего озера над Храмом обезьян – среди воды тлеет мой огонь –
жду свою судьбу. Жду, чтобы поцеловала меня.


* (частичный перевод с болгарского языка на русский язык: Наталья Меркушова)

Стихов давно я не пишу –
Не прилетают синей птицей...
Но я надеюсь, я спешу,
За той, зелёной. Мне не спится...

Я знаю, в Храме Обезьян
Хранится мой источник света.
Я жду судьбу. Я будто пьян...
Как долго ожиданье это...


* (частичный перевод с болгарского языка на украинский язык: Василина Иванина)

Більше не пишу віршів – важко ж бо з цими диявольськими  куксами
і з цими зрадницькими дирками в мізку.
Синя пташина й зелена пташина вирушають у довгу путь до наступної повні.
Обходжу  верхнє озеро над Храмом  мавп – серед води блимає вогонь мені –
і чекаю своєї долі. Чекаю її цілунку.


* (частичный перевод с болгарского языка на украинский язык: Оксана Федишин)

Вже не пишу вірші – важко з цими чортовими пеньками і з цими дірами в мозку.
Синя птаха і зелена птаха відправляються в далеку путь до наступного повного місяця.
Я йду навколо верхнього озера над Храмом мавп – серед води тліє мій вогонь –
чекаю своєї долі. Чекаю, щоб поцілувала мене.


ПРОЛОГ (экспромт с болгарского языка на русский язык: Ольга Ступенькова)

Пусть к пище приправою станет смерть,
Чтоб главную мысль объять,
Ты в образы, созданные тобой,
Лишь с кожей должен врастать.

Задумайся, есть ли в поэзии дно?
Дай вызов ей, и борись!
Поэзия-пропасть, поэзия взлёт
И бесконечная высь...

Я был там, счастливец,
Я видел её и прикоснулся к ней.
Разъеден был нос и таяла плоть.
Ладони огня горячей.

Она жаждала чуда, я верил в него,
Вмиг взгляды переплелись:
– Ты можешь такую меня полюбить?
– Без тебя мне, Муза, не жить...


ЛЮБОВЬ НА ОЗЕРЕ ПРОКАЖЕННЫХ (перевод с болгарского языка на русский язык: Ольга Ступенькова)

Когда-то я писал стихи и восходил на светлые вершины тёмной Индии.
Я брёл по пыльным дюнам выжженой пустыни Тар
И восхищался грешной красотой камней,
И чудом дремлющих песков в минуты полнолуния.
Я встретил девушку с руками, измождёнными проказой.
Они свисали, скрюченные и узловатые, как обрубки старых пней.
Нос был изъеден раной, с волос стекала плоть,
Но на несчастной девушке звенели радостно браслеты
И лоб её изящно был украшен бинди.
Мы встретились в горах, на верхнем озере, над Храмом обезъян.

Вокруг лечебных луж, как комья с разлагающимся мясом, сидели прокажённые.
Они вычёсывали из прогнивших тел зловонный тлен и чёрную, как сажа, разложившуюся кожу.
Они были вне мира и Богов, вне власти демонов и рабства.
Вселенная для них была полна цветов,
Ведь только здесь они могли найти покой и счастье.

Едва коснувшись взглядом прокажённой, я испытал необъяснимое волнение и трепет.
Казалось, огнём сверкнула не точка с её лба,
А воссияла нежная душа в лохмотьях сгнившей кожи!
И в этот миг слились в волшебном пении все птицы счастья,
И как молитву нашёптывал за ними страстный ветер.

Я нежно прикоснулся к девушке горячими губами
И мы поплыли в безбрежном озере отчаянных поэтов!
Моя принцесса сбросила с себя страданий нестерпимых кожу.
И её тело, как дерево весной, покрылось цветочками благоуханного сандала.

Наверно она решила, что я – Бог смерти Йама,
И прибыл я сюда, чтоб увезти её с собой на колеснице.
Мы пели с милой очищающие гимны, растворившись между двух миров.
Мы стали облаком огня, даря надежду прокажённым.

Стал некрасивым, гадким, как утёнок, я.
Она предстала перед всеми лебедем преображённым.
Я умирал, она вселяла жизнь!
Когда ж, пролился чёрный дождь и белый ветер извергнул струю свежести,
Я обладал принцессой прокажённых.

Пылал средь вод наш огненный костёр, гремел любовный гром,
И от смертельной страсти храм входил в движение.
И завертелось колесо сплетённых тел,
И небо, и земля нам стали притяжением...
И бытие вплелось в небытие.
Страданий не было!
Мы оба, как кусочки хлеба горького во ртах Богов.

Были изжёванны и брызгами разбросаны среди Вселенной.
Меняя формы и входя в экстаз, не знаяли мы, где смерть и где бессмертие!
Мы были первыми, и не было уж никого и после нас.
Принцессы расподалась плоть, но не мешала повелителю хотеть её.

А где-то, наверху, о чём-то важном говорила нам лечебная вода,
Никто не знал, достигнет кто-нибудь когда-то бездны дна?
И кто причешит лохмы ветру и почему огонь всё ж, не боится льда?

Прошло так много зим и лет, Уже не покоряю светлые вершины.
И молнии желаний канули в годах, и выпали у ветра волосы густые...

И не пишу давно стихи я.
Брожу вкруг озера над Храмом обезьян, где тлеет мой огонь желанный,
И встречи жду с единственной моей, судьбою данной.

               * Книга „Улицы детства”, Нальчик, 2013 г.


ЛЮБОВЬ НА ОЗЕРЕ ПРОКАЖЕННЫХ (перевод с болгарского языка на русский язык: Галина Дмитриева)

Ходил я не мало по тропам Индии.
Завоевал светлые вершины гор.
Обошел пыльные дюны пустыни Тар.
Опивался красотой и полнолунием.
В чудесной, жаркой стране Индии.

Встретил там прокаженную девушку.
У верхнего озера под Храмом обезьян.
У девушки был большой изъян.
Без рук и с разъеденным носом,
от волос ее текла плоть.
Украшен бинди был ее лоб.
И пели браслеты про нежность, любовь.

В этом месте искали покой и надежду.
Прокаженные люди земли.
Вселенная была усыпана цветами.
Наши души соединились устами.
И поплыли блаженные в озеро мы.

Конские головы вдруг тряхнули,
сумашедшие гривы свои.
Пронеслись над Храмом шарообразные молнии.
Мы уже не были в мире этом.
Но не были мы и в другом.

Мы плыли между землею и небом.
Был ли для нас это сон?
Был я не красивым, гадким утенком.
Она плыла белым, красивым лебедем.
Я был смертью, она ж была жизнью.

Когда черный дождь пошел.
Гром любви прогремел.
Принцессой прокаженных я обладал.
Смертельная страсть разбушевалась.
Между вод вспыхнул огненный наш костер.

Храм обезьян раскачался.
Бытие породило не бытие.
Поэт не был уже поэтом.
А страдающий не был уже страдающим.
Как будто это ушло в бытие.

Завертелись наши тела колесом.
Во ртах богов мы были хлебом, горьким куском.
Они нас сжевали и выплюнули.
Разбросав на миллиардные места бесконечности.
Распадающая плоть стонала в экстазе.

И мы уже не знали, где смерть, а где бессмертие.
Имеет ли дно, бездонная бездна?
Так и принцесса мечтала о нежных поцелуях.
Из шрамов меченной девицы,
вытекала Божественная нежность.

Она с улыбкой души сказала:
Привет тебе – проливной дождь.
Привет тебе – проливное здоровье.
Привет вам – страстные обезьяны.
Привет тебе – мой повелитель.
Обладатель моего тела.

Она была золотом, закопанным от убийц в поле.
И от меня странника – скитальца по своей воле.
Я не пишу стихи. Черепа лошадей ржавеют в степи.
Вокруг верхнего озера над Храмом обезьян хожу.
Среди вод тлеет мой огонь, я жду свою судьбу.
Чтобы она меня поцеловала, принцессу свою я жду.


ЛЮБОВЬ НА ОЗЕРЕ ПРОКАЖЕННЫХ (перевод с болгарского языка на русский язык: Галина Титова-Дмитриева)

Ходил я не мало по тропам Индии,
И, завоевал светлые вершины гор.
Обошёл пыльные дюны пустыни Тар.
Упивался красотой и полнолунием.
В чудесной, жаркой стране Индии.

У верхнего озера под Храмом обезьян,
Встретил я прокажённую девушку там.
Она имела очень большой  изъян.
Без рук и с разъеденным носом,
Её лоб, был украшен в красивый бинди.
И от волос текла девичья плоть...

Пели браслеты про нежность, любовь.
Прокажённые люди со всей земли,
В этом месте искали надежду, покой,
Сливались мечты их с озёрной водой,
Унося, вдаль печали с тоской.

Вселенная была усыпана цветами,
И наши души соединились устами.
И поплыли блаженные в озере мы,
Любовью и счастьем подстрекаемы.
В нашем мире земном неузнаваемы...

Головы конские вдруг тряхнули,
Игривые, шёлковые гривы свои.
Шарообразные молнии, пронеслись над Храмом,
Отразились в душах наших шрамом.
Но мы не были ни в этом, но и ни в другом мире.

Мы плыли между землёй и грозным небом.
Был ли для нас это сон?
Где был я ни красивым, гадким утенком.
А она плыла белым, красивым лебедем.
Я был здесь смертью, она же была жизнью.

Когда полился обильный дождь над нами,
И, прогремел гром любви небесами.
Я обладал принцессой прокаженных.
Людей на белом свете обделённых.
Смертельная страсть над нами разбушевалась...

Между вод вспыхнул огненный костер,
Он объятиями был распростёрт.
Храм обезьян раскачался, в горы он превращался.
Бытиё породило ни бытиё, как будто куда-то ушло.
Поэт не был уже здесь поэтом,
А страдающий не был страдающим при этом.

Завертелись наши тела колесом.
Во ртах богов мы были хлебом, горьким куском.
Они нас сжевали и выплюнув вдаль,
Разбросали на миллиардные места бесконечности.
И распадающаяся плоть стонала в экстазе.

И мы уже не понимали, где смерть, а где бессмертие.
И имеет ли дно, бездонная бездна?
Так и принцесса мечтала о нежных поцелуях.
Из шрамов меченной девицы,вытекала Божественная нежность.

И она сказала с улыбкой; – Привет тебе проливной дождь.
Привет тебе, проливное здоровье.
Привет вам, страстные обезьяны.
Привет и тебе мой повелитель, обладатель моего тела.

Девушка была золотом, закопанным от убийц в поле,
И, от меня странника, скитавшегося по своей воле.
Теперь не пишу стихи. Черепа лошадей ржавеют в степи.
Вокруг верхнего озера над Храмом обезьян часто хожу.
Где среди вод тлеет мой огонь и я жду свою судьбу.
И я жду принцессу свою, в поцелуях душу её растоплю...


ЛЮБОВЬ НА ОЗЕРЕ ПРОКАЖЁННЫХ НАД ХРАМОМ ОБЕЗЬЯН
                (антология поэмы Красимира Георгиева с болгарского языка на русский язык: Екатерина Саянова)

               Гл. 1
            
Я много дней брела в пустыне Тар,
Не ведая путей, дорог не зная,
Болело тело, в нём горел пожар
Из боли и надежды... Так, стеная,
Влачила по пескам гнилое тело.
А Солнце беспощадное горело
Внутри меня и иссушало плоть.
И Око Божье из Небес смотрело,
Как сохла, будто винограда гроздь,
Как гной и кровь спекались быстро в струпья,
И постепенно превращалась в труп я.

Из гнойных глаз потоком слёзы лили,
И капли те теряла я в песках.
Алмазные кристаллы слёзы были
И каменели на моих щеках,
И щёки превращались в сгустки пыли...
А розы губ спеклись в зловонный прах, 
Со стоном опадая в тех песках.

Истлели волосы, стекая с гноем вниз,
В коросты превратились мои уши…
И – ни колодца, ни потока близ...
Мне умереть в пустыне было б лучше.
Язык до крови прикусили зубы,
Но тлеющая жизнь ещё вилась,
А где-то пели, обещая, звали трубы!
И я на зов, безвольная, плелась.

Я слышала, в конце пустыни Тар,
В горах, в низине, сотканной из света,
Есть озеро над Храмом обезьян…
Я шла к нему по призрачным приметам.
Без сил моё едва влачилось тело,
И  миражи, как призраки, манили,
Мутился разум, всё внутри горело,
Снаружи струпья плоть мою давили…

Не помню, день то был иль знойный вечер,
Плелась я или замертво упала…
Но вдруг увидела: идёт ко мне навстречу
Прекрасный Бог, что в Храмах я видала.
Цвела улыбка на божественном лице,
Белейшим жемчугом его светились зубы…
И я подумала вдруг о своём конце –
Так вот, куда влекли и звали трубы!

И я к нему навстречу поднялась,
Звенели на обрубках рук браслеты,
Их звуки пропадали в чаще где-то,
А я молить и плакать принялась. 
Но с мёртвых губ слетали только хрипы,
Что в пересохшем горле клокотали,
В груди моей рождались только всхлипы,
А губы шевелились и шептали:

– Мой Светлый Бог! Мой Яма** всемогущий,
Не улыбайся, сжалься надо мною!
Измучена болезнью, плоть сосущей,
Желаю стать лианою простою.
Возьми меня, умчи в долину мёртвых,
Ведь плоть моя – лишь только боль и мука!
Смотри, уже до крови ноги стёрты,
В обрубки превратились мои руки.
Как с этим жить принцессе Мангалора?...

Но Бог смотрел, не опуская взора,
А взор был полон страсти, восхищенья…
Сознанье помутилось, в изможденьи
Я пала в прах к подножью божества…
Не помню, дальше что со мной случилось,
Как я на ложе мягком очутилась,
Очнувшись вдруг от звуков торжества.

               Гл. 2

Звучала высь торжественно и чудно,
Благоуханно музыка лилась…
И боли не было той тягостной и нудной,
И тело уж не разъедала грязь.

Я осмотрелась. Сумрак разливался
Вокруг меня и ложа моего,
И кто-то нежно плеч моих касался…
Я повернулась и увидела Его.

Мой Светлый Бог, пред кем, моля о смерти,
Лишилась чувств, надеждою полна,
Со мною рядом был!..И снова в круговерти
Смешались чувства, ощущенья, времена…

Душа неслась по преломленьям света,
По граням тьмы между скоплений звёзд,
Исчезли времени знакомые приметы,
И не было реальности и грёз.

Смешались все понятья и стремленья,
Все правила, Законы Бытия,
Остались только  тела ощущенья…
Им с наслажденьем отдавалась я.
 
Сознаньем помутнённым понимала:
Чудовищно уродство Чукантеты,
А тело трепетало и кричало,
И растворялось на границе света.

Меня ласкал и обнимал мой Бог!
Мой Яма?.. Жгло сомнение сознанье:
А кто ещё жалеть так нежно мог?..
Лишь Кама – Бог любовного желанья!

Как трепетны касанья сильных рук!
Как страстной негою полны прикосновенья!
Сомкнулся бытия и смерти круг,
И началось любви коловращенье.

О! Сладострастья и соитья Бог!
Пресветлый Кама, чьи лобзанья страстны,
Без отвращенья Чукантету мог
Лишь ты желать! Ведь над тобой не властны

Жестокие законы предпочтений
Тщеславия людского – без святынь,
Где страждущий отвержен без сомнений,
И правит бал бездушная гордынь.

Я ощущаю жаркое дыханье,
Как трепетно-прерывисто оно!
Исполнено оно благоуханья
И страстной негою напоено.

От бурных ласк, прикосновений властных,
Я разгораюсь пламенем любви,
К тебе вся прижимаюсь телом страстным
И чувствую огонь в своей крови.

Как сладостны твои телодвиженья!
Как долги поцелуи все твои,
Прекрасны  наших душ проникновенья…
О, таинства волшебные любви!

От страсти нашей ложе раскалилось,
Я вся горю, как будто бы в огне,
Дыханья нет, и в жилах кровь сгустилась…
– Любимый, дай  глоток водички мне...

Смешалось всё на том и этом свете:
Упало ль Небо, вознеслись ли мы
К скопленьям звёзд в любовной круговерти
На грани света до пределов тьмы.
 
И снова потеряла я сознанье,
Лишь искры звёздные мелькали предо мной,
И жарких губ твоих благоуханье
По телу прокатилося волной...

И вновь очнулась – от прохлады нежной,
Что омывала с головы до пят,
И ощущенье свежести безбрежной
Проникло внутрь меня, как аромат…

Мой Бог держал меня  на грани тьмы и света
 И свежестью мне раны омывал…
– Не бойся, – говорил, – не Чукантетой
Из вод ты выйдешь… – и любимой называл…

               Гл. 3
И день настал…  Мой Бог спросил: – Готова?
Смотрись же в воды озера Святого!

И я смотрю. Но где мои коросты?
Где струпья, что гноились и болели?
Любовью исцелил меня так просто,
Омыв в Священной озера купели!

Нет ран, обрубки превратились в руки,
Из глаз не гной струился – блики света..
Я прежняя! Мои иссякли муки!
Залюбовалась… слышу: – Чукантета!

Я обернулась… Где мой Бог влюблённый?
Где Кама – мой целитель на весь век?
Передо мною в струпьях Прокажённый,
Больной и измождённый человек!

– Тебя я исцелил, а  сам страдаю.
Не Чукантета ты! Я ж умираю!
– Ты умираешь?
– Я не бог, поэт.
Бог исцеляет сотни чукантет,
А я тебя одну лишь исцелил.
– Поэт?!! Но ты… божественно любил!
Не умирай, прошу тебя, любовь!
– В кругах Сансары встретимся мы вновь…

Поэт! Любя, отдал мне жизнь свою!
Как громом поражённая, стою…
Свели нас Боги, все пути сплетя…
Под сердцем шевельнулось вдруг Дитя!...

***
Я не знаю; может быть,
Не открою я секрета,
Но божественно любить
Могут только лишь поэты!

     * Чукантета – прокажённая. От болгарского слова ЧУКАНЧЕТА – пень, обрубок. Имеется в виду то, как калечит конечности проказа.
     ** Яма – бог, владыка царства мёртвых в индийской мифологии.
               

* (частичный вольный перевод с болгарского языка на русский язык: Влад Каганов)

Всё труднее пишутся стихи,
Словно дыры чёртовы в мозгу,
Да к тому же массу чепухи
В голове зачем-то берегу.

То вдруг птица синяя меня
В край чудесный позовёт крылом,
Но другая, долгий сон ценя,
Мне нашепчет: „Мир наполнен злом!”

Я за птицей синею во след
В путь отправлюсь, где средь вод огонь
Ожидает много тысяч лет,
Чтобы я поднёс к нему ладонь.

Отыщу я высоко в горах,
Где ещё никто не побывал,
Тот огонь, что побеждает страх.
Чтобы он меня поцеловал.


* (частичный перевод с болгарского языка на русский язык: Галина Дмитриева)

Стихи я больше не пишу.
Трудно чертовски мне с этим справляться.
Коварные дыры в моем мозгу.
Пророчат мне в дальний путь отправляться.

Где тлеет огонь мой среди воды.
Там сплетутся две наших судьбы.
У верхнего озера над храмом обезьян.
Давно нашей встречи и поцелуя я ждал.


* (экспромт: Надежда Троицкая)

Любовь врывается без спроса,
Шипами розы раня нас,
Как раним мы весной берёзы,
Чтобы из сока сделать квас.

Напиток этот столь чудесен –
Он опьяняет и бодрит...
Душа сдирает с себя плесень
И снова в Небесах парит.

Ей покоряются пространства,
И звёзды освещают Путь
К тому Таинственному Царству,
Что составляет жизни суть.


ИЗГИБОМ ЖЕНСКОГО БЕДРА (экспромт: Виктория Баранник)
                Посвящается Красимиру Георгиеву под впечатлением „Любовь на озере прокажённых”

Изгибом женского бедра
Стекает влага ключевая.
Поэту веры и добра
Предстала истина нагая. 

Он с небом дышит в унисон,
И в каждой капельке пространства
Он наполняет явью сон
С известной долей постоянства.

А истина с улыбкой нежной
Сметёт бумаги со стола
И увлечет в поток безбрежный
Изгибом женского бедра.


НА НОВЫЙ ГОД (экспромт: Юрий Первый)

Приятно быть в кругу друзей
И вот я к вам – ну хоть убей
Открыв в поэзию прекрасны врата
Болгарин – Русский – мы два брата !!!


* (экспромт: Иван Ковшов)

А мы довольствуемся малым.
Прошел вот год и легче стало.
За Новый Год тряхнем бокалы,
Чтоб свергнуть горе с пъедестала.


* (экспромт: Тома Шаповалова)

О, как таинственен Ваш свет
Звезда, открытая Вселенной!
Вы Красимир, души Завет,
Души прекрасной и нетленной.


* (экспромт: Сергей Чудаев)

Я прикоснулся к кромке острия...
Могу ль судить о Ваших чувствах я
На грани тьмы и света?
Ведь сам Господь – единый гений
Вложил язык любви и преображений
В уста великого поэта!


* (экспромт: Артур Чакалов)

Красимир – Вы поэт – от Бога!
Ваш слог и вид – созвездие – сансар!
И – мантры позавидуют – творенью!
Божественных – уведений – цветение миров для нас!