Тридцать седьмой год

А в тридцать седьмом, наступила расплата,
И Троцкий, врагом был объявлен тогда,
И классовый враг, как клеймо, мог упрятать,
Любого в затылок, как шанс, Колыма.

В два ночи, ворвались нежданные гости.
Квартиру трусили, был сущий погром,
Мне руки скрутили, трещали лишь кости,
Прикладом толкнули, сказали пойдем.

И были допросы, все ночью и лежа,
По много часов, аж четыреста раз,
От тела остались, лишь кости, да кожа,
И кровь на допросах, по полу лилась.

Меня обвинили в измене народу,
За связи с разведкой, что муху продал.
Генетику вредной, и ключики к коду,
Что с мухой в навозе, навек закопал.

Судили не долго, как видно из тройки,
Меня почему-то, один пожалел,
Костюм деревянный, сменили на стройку.
Двадцатку влепили, а был бы расстрел.


Рецензии