Моя бабушка

   Мне казалось, бабушка меня недолюбливала... Родители привезли меня в её дом после окончания школы  и укатили дослуживать в Германию. Я, став студенткой и ощутив свободу, сразу же начала бегать по дискотекам, безбожно краситься, покуривать вечерами в форточку. Бабушку побаивалась. Её побаивались все в нашем дворе, называя за глаза Вассой Железновой. Бабушка была статная, крупной кости,  немногословная, с коротко стриженными седыми волосами,  плотно заколотыми невидимками за ушами. Она никогда не ходила в церковь, не носила платочков и передников, не стояла с авоськами в очередях, не сидела с соседками на лавочке.  Одевалась в тяжёлые трикотажные костюмы,  читала газеты и потрясающе готовила. В доме паркет всегда был натерт до зеркального блеска, занавески сияли белизной, накрахмаленные простыни хрустели и  пахли морозом даже летом.
   Дед был полной противоположностью бабушке. Небольшого роста,  коренастый, шутник, хохотун, целыми вечерами  забивающий козла с соседями на деревянном столике в нашем дворе. Поговаривали, что когда-то дед был работником у зажиточного бабушкиного отца, влюбился в бабушку, да и увел из богатого дома…. С дедом мы сдружились. Часто болтали, играли в дурачка "на щелбаны", ездили за город по грибы, а иногда, в отсутствие бабушки, попивали его яблочную наливочку из холодного влажного бутля, извлеченного бог знает из какого дедова тайника… У него была любимая военная фотография со времен финской. С бурого снимка напряженно смотрели трое  бойцов с флягами на ремнях и шашками. Фотография была переломлена  по линии груди. "Эх, каким красавцем был!" –  хвастал дед. Я просила  показать фотографии с Отечественной войны, но дед отшучивался: не успевал, дескать, там позу принять… В тяжелом альбоме были другие снимки,  послевоенные: дед на службе, дед в белом костюме в Ялте, дед с бабушкой сидят, а рядом стоят худенькая, коротко стриженная девочка и двое сыновей- бледных подростков, в одном из которых едва угадывается мой отец…
   Помню до деталей день, когда деда не стало: его простреленный во время войны желудок оказался неоперабельным. Дед не дожил до семидесяти… Бабушка хоронила его молча, сдвинув брови, не проронив ни слезинки. Когда разъехались дети, бабушка стала как-то меньше ростом, её всегда ровная спина  ссутулилась, и мне стало понятным выражение "вдовий горб"…
  Мы с бабушкой остались вдвоём в её большом доме. Но, как и прежде, тепла в наших отношениях не было. Я училась, влюблялась,  пропадала по своим девичьим делам, а когда приходила, старалась бесшумно проскользнуть в свою комнату... Бабушка  вела дом, ездила на кладбище, читала газеты, ежедневно смотрела  программу "Время", писала письма родным.
  Слегла она как-то внезапно, заболела сразу вся. Лежала на высоких пахнущих морозом подушках, положив жилистые исхудавшие руки поверх накрахмаленной простыни. Врачи со "скорой…" в больницу её не взяли.. . Несколько дней я сидела рядом, подавая то воду, то лекарство. В один из вечеров бабушка начала рассказывать…
   В июне сорок первого они служили в Бресте (по старой памяти, бабушка называла его Брест-Литовском…).  За неделю до начала войны  полк деда уехал куда-то на учения.  В городке  остались женщины и дети. В доме – двое сыновей шести и четырех лет, бабушка беременна третьим ребёнком - тётя родилась в сентябре сорок первого…
   Слушая слабый бабушкин голос,  я видела танки и самолёты, слышала взрывы, ощущала черную неотвратимую беду… Полк деда в место расположения так и не вернулся… Принявшие первый удар на себя, отрезанные от всего мира, многие женщины от горя, голода и отчаяния сходили с ума... А бабушка… Суровая и молчаливая, сильная и выносливая, как вол, она целыми днями батрачила: стирала, готовила, убирала в домах "новых хозяев"...  Зная её чистоплотность и честность, ей доверяли, детей подкармливали… Три года в оккупации, с тремя детьми на руках,она смогла выжить сама и выходить детей.
    Дед прошел со своим пехотным полком всю войну,  до Германии.После победы на несколько лет пропал, не давая о себе знать... Нашел семью где-то на далекой Сумщине только осенью сорок девятого… 

Они с бабушкой никогда не говорили о тех годах…

   Приближается 9 Мая. Я обязательно пойду на Мемориал Славы. Положу к Вечному огню сирень. А потом мы с семьей помянем погибших героев. И второй мой тост будет за бабушку. Которая спасла в оккупации от голодной смерти моего отца. Которой обязаны жизнью  я,  мои дети, их дети и внуки...




(Фото из Интернета)