Мишка

МИШКА

Нас было семеро, когда
Мы уходили в тыл врага.
Вдвоём идем же вот назад,
Оставив там своих ребят.

И не пройдут они во след,
Их в этой жизни больше нет –
В сырой земле под Молодечно
Они лежат, уснув навечно.

А мы, по выпавшей росе,
Идём к нейтральной полосе,
Где до рассвета, как должно,
Для нас проделают «окно».

Запрятав карту на груди,
Шагает Мишка впереди.
Чуток отстав среди повала,
Иду и я, дыша устало.

К болоту вышли, а над ним
Туман клубится, словно дым,
И там,  за  этой  пеленой,
Рубеж немецкий, дальше – свой.

Светлел восток – то, видно, где-то
Звездой взлетела ввысь ракета,
Иль, бросив  яркие  лучи,
Всплывало солнце из ночи.

И нужно нам через болото
Пройти до солнечного восхода,
Ведь лишь туман в сей ранний час
Один  в  помощниках  у  нас.

На кочку с кочки осторожно
Спешу я с Мишкой, как уж можно,
Скорей донести до тверди-суши
Свои продрогшие всквозь души.

И наконец-то из под ног
Ушла вода, болотный мох
И мы, измотанные в дым,
Идём по травам луговым.

Но Мишка шаг сбивает ровный
И мне же сразу знак условный –
Погодь чуток, мол, не спеши,
Здесь где-то рядом блиндажи,

Слыхать немецкую уж речь
И надо на землю, мол, лечь,
А если что – бей без промашки,
Чай не игру ведём тут в «шашки».
               
Затихли с ним, лежим, не дышим.               
И вдруг, чуть с боку, шорох слышим,
Как птичка сонная вспорхнула.
Дымком табачным потянуло.

Ну, это ж надо так случиться –
В кусты забрёл «фриц» помочиться,
А тут и мы, и финку в шею,
Бросок вперёд, да и в траншею - 

А там второй, упав в дремоту,
Сидит, прижавшись к пулемёту,
Глаза запрятавши под каску
Во сне досматривает сказку.

Я финку в грудь, и  тут  – промашка -               
Под остриё попала фляжка -
И «фриц», очнувшись от толчка,
Взревел подобием бычка.

Тогда, не сдерживая мата,
Нажал курок я автомата
И он навек захлопнул глотку,
Не дотянув до верха нотку.

И закрутилось-завертелось,
Как будто встала, огляделась,
В тумане белом растворяясь,
Старуха-смерть, нам улыбаясь.               

Рванули с Мишкой мы вперёд.
Но с боку вдарил пулемёт,
За ним второй, и третий вслед,
Вспоров начавшийся рассвет.

И, словно сжавши нас кольцом,
Рыгнули «шмайссеры» свинцом
Да так в тумане том стоящем,
Что воздух сразу стал горячим.

И с Мишкой я, устроив гонки,
Направо влево – по лимонке –
Скорее прочь из этой каши
Туда, где нас уж ждали наши.

Но Мишка вдруг, о, Боже Правый!
Споткнувшись, рухнул лицом в травы,
А я к нему – и взвыл волчицей,
Увидев рану под ключицей…

Мне не забыть, пока не сгину:
Как я на бок, затем на спину,
Как будто в детскую кроватку
Его ложил на плащ-палатку

И как, уснувшему навеки,
Я закрывал рукою веки,
Умывшись слёзами над ним,
Над сыном младшеньким моим…

Прижав к груди родное тело,
Его я нёс в тумане белом…
И с ним дошёл, в едино слитый,
Но я – живой, а он – убитый…

             сентябрь 2001 г.