Страсти по Питеру

Часть первая
Дождевой псалом

***
В нас течёт кровь египетских мумий.
Руку каждого через века,
Сквозь страдания войн и безумий
Фараона сжимает рука.
      
Так с иных этажей мирозданья,
В измерениях мысли иных,
Бесконечным потоком со-знанья
Существуют живые в живых.

***
Белый сон

В серенькое северное лето,
В пору Петербургских белых снов,
Где-то между Мойкою и Летой
Закачался маятник часов.

Он взлетал от боли и до боли,
Зная, что за гранью боли - смерть.
У него судьба помимо воли
Лишь в стремленье к смерти жить и петь.

Зазвучали струны откровений
Арфы, что у входа в Летний Сад.
От случайных к ней прикосновений
Пальцы бесконечностью болят.

Этот воздух петербургской ночи
Вдруг застыл в узорных кружевах,
Словно послесловье к многоточью.
Ночь не умещается в слова.

Жаль, что чудо вечным не бывает,
И придёт на смену ночи день
Посмотреть, как душу раскрывает
Пахнущая юностью сирень.

А потом, когда зима начнётся,
Нам сирень припомнится с тобой.
Город словно колокол качнётся
Где-то между небом и землёй...


***
Хотя б столетьем жизнь свою измерить...
Вы помните, что было там, вначале?
Когда церквей колокола звучали,
И призывали верить, просто верить...
Вы помните, что было там, вначале?

Мы - повторенье азбучных историй,
Стремящихся закончиться счастливо.
Век с нами пококетничал игриво,
Не изменив привычных категорий,
Век с нами пококетничал игриво...

Нам не простят наивности порока.
Мой грех-твой грех-наш грех, ведь мы едва ли
Кресты и звёзды с верой целовали,
За что и поплатились так жестоко:
Кресты, кресты, как звёзды, целовали.

За каторжною набожностью века
Стоит Господь, молчание храня.
Прости, Всевышний, грешного меня,
Иль за меня другого человека.
Да, не меня...другого человека.

***
Амальгама зеркального тлена
На замлеченных стёклах миров
Осыпается. Бездна вселенной -
Лишь песчинка Господних часов.

Человечество, в вечность играя,
Свой придумало времени счёт.
Отнимая его, прибавляя...
А песок всё течёт и течёт.

Опустеет часов половинка
Та, что сверху. Господь подойдёт
И с паденьем последней песчинки,
Улыбаясь, их перевернёт.

***
Песни мои,
Дети мои,
Мною рождённые в дни отчуждений.
Песни мои,
Жёны мои,
В тайне вечерних мадонноявлений.
Песни мои,
Годы мои,
Дни ожиданий и поиски смысла.
Как ни крути,
А до любви
Надо ещё и дожить, и домыслить.

***
Что за профессия - поэт?
Профессии поэта нет.
В неназванное есть игра,
И есть во времени дыра.

***
Под деревом

Грустное небо в слезах,
Под деревом мы как в клетке.
И доживает гроза
В лёгком дрожании ветки.

Мощный, угрюмый старик,
Столп неземных законов,
Небо сжимает вмиг
До размеров иконы.

Он её написал
Кистью ветки летящей,
И для людей назвал
Скорбящею Всех Скорбящих.

Тоненький солнечный луч-
Взгляд из глубин бездонных.
Это в колодцах туч
Сияют глаза Мадонны.


***               
Дождевой псалом

Я один из призраков ночного Петрограда,
Порождённых мелким северным дождём.
И под мутных окон тусклые лампады
Я в ночи выстукиваю дождевой псалом.

Огоньков горит всё меньше с каждым часом,
И слышны молитвы в тишине дворов.
Теплятся лампадки пред иконостасом
Неба, осеняющего лучший из миров.

Одичанье просит преданного друга,
Нищета - чтоб кто-то денег дал взаймы.
Все хотят покончить с замкнутостью круга,
На который люди днём обречены.

Но остудит утро искренность лампадок.
Зябко ёжась, люди снова станут лгать.
Потому, что день на прегрешенья падок,
И к тому же страшно тайны доверять.

Отголоском ночи жёлтым, осторожным,
Светофоры роли всем распределят.
Вступит день в права, и городом тревожным
На кресте оконном буду я распят.

Я один из призраков ночного Петрограда,
О которых люди днём хотят забыть.
Им кресты на окнах - горькая награда,
Чтоб до новой ночи как-нибудь дожить.

***
Размышления пса, грызущего кость

Я здесь не хозяин. Только гость
Бросьте мне из супа эту кость.
Я с любовью оближу её.
Вот собачье счастье - всё моё.

Вы здесь, кстати, тоже только гость.
Ну и что, что вы мне дали кость?
Для того, чтоб этот суп сварить,
Вам, небось, хвостом пришлось юлить.

Вы на задних лапках, как циркач,
Прыгали, ловили носом мяч,
Кланялись и прыгали на «бис»,
Чтобы в суп добавить лук и рис.

Жаль, что не умею я сосать!
Вот из серединки не достать!
У природы, что ни говори,
Вкусное запрятано внутри.

Не тр-р-рудитесь! Кость я не отдам!
Пр-р-рытки нынче все не по годам!
Только во пр-р-ристроишься погр-р-рызть,
Тут же и завистники нашлись!

Не увер-р-рен, что вас ждёт успех!
Нынче зубы выр-р-росли у всех!
Кр-р-ровь пошла? Ну, что я говор-р-рил?
А виновен тот, кто суп варил!

***
Комариное знойное лето
Осушило  колодцы дворов.
Засыпаешь не веря, что где-то
Есть квартиры, где нет комаров.

Две минуты для сна и покоя...
Потянуться, вминаясь в кровать...
Жизнь, ты знаешь, что это такое-
С комарами занудными спать?

Как сквозь плёнку сладчайшей дремоты,
Прерывая божественный дар,
Лично в вас, лично в вас! Не в кого-то,
Своё жало вонзает комар.

Проклинаешь всю жизнь сквозь зевоту,
Поминаешь колодец двора,
И подвалы, что врыты в болота,
И врага своего - комара.

Утомлённый бездарной охотой
Кинешь в ночь примирительный взгляд:
Помирать никому неохота...
Но куда же он спрятался, гад?

***               
Иронично

О прошлом размышляю, и всё чаще
Заботы дня оставив «на потом»,
Приманиваю дождик моросящий
Своим безмолвным спутником - зонтом.

Не находя привычных связей в схеме,
Что выстроена памятью моей,
С улыбкой констатирую, что время
Меня и прозорливей, и мудрей.

Задумавшись о бренности земного
О вечном начинаю рассуждать:
«Вот чтоб отсечь от вечности такого,
И в бренном виде детям передать?»

Построить дом, хотя бы стенку дома,
Ну, хоть кирпич в фундамент положить.
И, глядя на фундаменты знакомых,
Итожу: не пора ли в жизни... жить?

Но тут же сам себе и отвечаю:
«Есть крыша. Это - зонт. Мой зонт - мой дом!               
Иду и вновь о прошлом размышляю.
Я что-то в нём оставил «на потом».

Часть вторая
Мир без слов               

***
Иоланта

Холодной ночью в городе Петра
Дрожали рябью всех ветров каналы.
И колокол считал часы устало,
Пытаясь дозвониться до утра.

На спинах наклонившихся атлантов
Безумствовала бредящая ночь.
И я бессилен был тебе помочь
Дождаться дня, слепая Иоланта.

А час рассвета всё не наступал,
Хоть утра ждали как освобожденья,
И в Невском одичавшем наважденье
Я сам ослеп, и этого не знал.

И мир троился в триединстве Бога.
Под карканье уставших ждать ворон,
Я был на ожиданье обречён
В той точке, где расходится дорога.

А в небесах звучали бубенцы
Из вечности летящей русской тройки.
Россией, умиравшею на Мойке,
На нас смотрели деды и отцы.

Они забыли имена и даты,
Но знали где Начало и Конец.
Вкруг их голов сплелись в стальной венец
Дымящиеся гильзы автоматов.

А время жило в нас как тень теней.
И, ожиданьем страждущим объятый,
Рассвета ждал на краешке заката
Слепой народ слепых поводырей.

***               
Чувство с расстоянья неземного
Божьей мыслью, чудом из чудес...
Мысль, облачаясь в форму Слова,
Строит Богу храмы до небес.

Человек на ощупь, подсознаньем
Ищет, ищет путь меж «да» и «нет».
Да и дело даже не в названье
Кто и как назвал себе Тот Свет.

Дело в том, что в страждущем покое
Храмов, устремивших в небо взгляд,
Людям открывается такое,
Что лишь звёзды звёздам говорят.

Дело в том, что где-то в мирозданье
Точка, от которой начат счёт.
И совсем не под, а надсознанье
Нас назад безудержно влечёт.


***
«О, тяжело пожатье каменной его десницы!»

Дон Жуан

Когда в избытке дружеских застолий
Вкус обретёт обычная вода,
Вернее одиночества и боли
Друзей уже не будет никогда.

Мне с ними расплетать венок событий.
(В них нет «чужих», поскольку нет «своих»),
И в поисках мифических укрытий
Переосмыслить время «на троих».

Взлетят овеществлённые мгновенья:
Снежинки, пух весенних тополей,
Дождь лета...те природные явленья,
Что украшали некогда друзей.

Да...тяжко расставаться поневоле,
А новый день не ждать, почти не ждать.
Пожатья одиночества и боли
Ни будущим, ни прошлым не разжать.

Продолжение на сайте www.malets.spb.ru

:)