Обычное дело

Посвящается моему деду, Дьяченко Сергею Яковлевичу -
участнику обороны г. Севастополя в 1942г.


               
              Мой дед, Дьяченко Сергей Яковлевич, родом из терских казаков, был очень трудолюбив, всегда чем–то занимался или мастерил, одним словом, без дела не сидел. И любая работа спорилась в его руках. Делал он её всегда кропотливо, добротно, с душой. На мой взгляд, всё ему было по силам: застеклить окна, отремонтировать крышу, сделать веранду, починить обувь или прохудившуюся посуду. Вся мебель в доме, столы, стулья, шкафы, табуретки, были сделаны его крепкими умелыми руками. А мужских рук после войны везде не хватало, поэтому одинокие старушки и вдовы часто звали его помочь по хозяйству: что-то застеклить, что-то отремонтировать. Не помню случая, чтобы он кому-то отказал в просьбе. За свою работу денег никогда не брал, не принято было это, да и какие после войны у людей были деньги? Но если благодарили десятком яиц или баночкой сметаны, не оказывался от подарка, чтобы не обижать людей. Поэтому приходил домой всегда с гостинцем, мне говорил, что это от зайчика. Физически крепкий, коренастый, он становился каким-то беспомощным, когда люди начинали публично хвалить его за усердие и мастерство… Сразу как-то съёживался, было такое ощущение, что ему хочется спрятаться от похвалы и  смущённо отвечал:  "Да, что уж там – обычное дело". По характеру он был очень покладист, поэтому командиром в доме считалась бабушка, и дед, как хороший подчинённый, во всём её слушался. Для казака явление необычное, как правило, его слово в доме – Закон! У иных, это слово могло быть достаточно крепким, да и "палку могли перегнуть". Между дедом и бабушкой подобного я никогда не видел и не слышал, если и возникали какие-то разногласия, то, как правило, они разрешались тихо, мирно и в пользу бабушки. Но и подкаблучником деда назвать нельзя: в доме чётко была разделена мужская и женская работа, а к подчинению и мудрому послушанию его, видимо, приучили три войны – Первая Мировая, Гражданская и Великая Отечественная. Мировую и Гражданскую он отвоевал кавалеристом, в Отечественную – стал пулемётчиком. Гражданскую войну начинал в Чапаевской дивизии (но Чапаева в живых уже не застал) и закончил одним из ординарцев Семёна Михайловича Будённого в Первой Конной армии. При штабе не состоял, ухаживал за лошадьми комсостава, занимался хозяйственными работами, иногда приходилось выполнять и мелкие поручения самого Будённого. Видимо, велик был для него авторитет легендарного командарма: всю свою жизнь мой дед носил точно такие же усы, как и Семён Михайлович. Из боевых наград у деда были: Георгиевский крест – за Первую Мировую войну и две медали времён Отечественной – «За оборону Севастополя» и «За взятие Будапешта». Георгиевский крест он никогда никому не показывал (не принято было хвалиться царскими наградами), а две медали Отечественной войны – более чем скромно говорили о его боевых заслугах в борьбе с фашистами.
             В доме у дедушки с бабушкой было обычное, по тем временам, хозяйство:  корова, один – два кабанчика, пара десятков кур, десяток уток и непременно кролики. Любовь к кроликам у меня и у деда была обоюдной. Часто дед брал косу, мешок  и мы шли с ним в горы искать лужайку, накосить им свежей травы. Разнотравье на Северном Кавказе необычайное! Проблем с кормом для кролей не было, но непременно из этих походов мы возвращались с букетиком полевых цветов – для бабушки. Цветы собирали вместе, но дарил их бабушке я. Он мне всегда назидательно говорил: «Скажешь, что насобирал сам…».
            У нас, послевоенных детей, любимым занятием была игра «в войну» и, естественно, каждый хвалился среди друзей подвигами и наградами своих родных и близких, рассказами об их героизме. Мне особо хвалиться было нечем, ярких подвигов родных я не знал. Хотя у отца было много медалей и орден «Отечественной войны», но подобных наград хватало у многих фронтовиков. Войну он закончил в Берлине, принимал участие в его штурме, только на фоне прославленных подвигов знаменитых героев (Кожедуба, Гастелло, Александра Матросова, Зои Космодемьянской и др.), его награды и боевые, заслуги казались мне не столь уж значимыми. Больших  потерь в войне мои родственники не понесли. Правда, у матери старший брат Тепленичев Виктор Иванович пропал без вести, и одна из сестёр погибла во время блокады Ленинграда, было несколько не вернувшихся с войны дальних родственников по линии отца. По рассказам моей бабушки, даже на моего деда в 1942 году она получила «похоронку», а через месяц от него пришло письмо из города Пятигорска. Оказалось, что дед жив, только ранен и находится на лечении в госпитале. Почему произошло подобное недоразумение, в подробности я не вдавался. Мало ли путаницы происходило в военные годы? Когда я расспрашивал деда об Отечественной войне, он грустно говорил: «Что о ней рассказывать? Много крови, много смертей, много горя… Был пулемётчиком, уничтожал фашистов, после ранения  попал во 2-й эшелон, на передовой уже не воевал. Охранял объекты, сопровождал поставки оружия и боеприпасов на передовую, дошёл до Будапешта. Затем мой возраст попал под демобилизацию, и я вернулся домой».
Гражданскую войну вспоминал более охотно, но  никогда не хвалился своими персональными подвигами, чаще его рассказы были о его боевых друзьях. А о подвигах своего командарма мог рассказывать долго и обстоятельно. Как-то я спросил его: «Дед, но ты ведь тоже участвовал в рейдах, атаках, был под пулями, страшно было в боях?» Он задумался и ответил: «Страх не испытывает только безумец, а боец должен уметь подавить  этот страх». Скажу честно, мне не понравился его ответ, тогда, в моём понимании, все настоящие герои должны были быть непременно лихими и бесстрашными!
           Где-то в пятидесятых годах деду пришлось собирать документы для оформления пенсии. Мой отец написал письмо С.М. Будённому с просьбой выслать данные на деда о его службе в Первой Конной армии. В ответ пришла выписка из служебного архива и благодарственное письмо за подписью самого маршала. К ним приложен был подарок – музыкальные карманные часы с дарственной надписью. Мелодия часов была чарующей! Я часто с друзьями просил их показать, и дед, с какой-то несвойственной ему нежностью, демонстрировал нам их волшебную музыку. Естественно, авторитет деда, в моих глазах, значительно увеличился.
           Когда я учился в 7-м классе, стало известно, что нашёлся мой дядя Тепленичев Виктор Иванович. Он возглавлял диверсионную  группу на территории Югославии, (правда под чужим именем и фамилией), затем стал командиром партизанского отряда, погиб во время одного из партизанских рейдов. Там же, в Югославии, и похоронен, поэтому и родные долгое время о нём ничего не знали. За свои подвиги был представлен не только к высоким советским наградам, но и к наградам Югославии. Теперь уже мой авторитет вырос в глазах друзей.
          В 1968 году я был призван на срочную службу в город Севастополь. Когда дед об этом узнал, от него пришло письмо, написанное корявым подчерком (по малограмотности), и я с трудом разобрал, что он тоже мечтает побывать в Севастополе, поскольку здесь воевал. Мечта его осуществилась в 1970 году в день Победы, но увидеться мне с ним не удалось. Я в это время находился на боевой службе в Средиземном море. Из письма родителей  узнал, что в Севастополе дед встретил боевых друзей, среди них своего бывшего командира роты и тот очень удивился, когда не увидел на его груди ордена «Красной Звезды». Оказывается, за один из боёв на Северной стороне дед, будучи 1-м номером пулемётного расчета, за успешное отражение 11-ти немецких атак  был представлен к ордену «Красной звезды», но по какой-то причине награды не получил. Через полгода  у себя дома, в городе Кисловодске его пригласили в военкомат, и торжественно вручили заслуженный орден. Немногим более 28-ми лет по всем сводкам красноармеец Дьяченко Сергей Яковлевич числился погибшим. Последний раз я видел деда в 1973 году, уже, будучи женатым, вместе с супругой побывал  у него в гостях. Он показал мне свой орден и дал почитать газету «Ставропольская правда» со статьёй: «Награда нашла своего героя». В ней описывался подвиг моего деда. Оказывается, немцы никак не могли уничтожить его пулемётный расчёт, обосновавшийся в одном из зданий на Северной стороне. Захлебнулись 11-ть фашистских атак, осталось лежать более 30-ти немецких трупов, была вызвана на помощь авиация, бомбы дом сравняли с землёй, пулемёт замолк. Деда и его напарника сочли погибшими, по канцелярским каналам ушла «похоронка», а когда через двое суток стали разбирать завалы, обнаружили мёртвое тело  2-го номера пулемётного расчёта и моего деда, в бессознательном состоянии. Его руки сжимали деревянные ручки искорёженного станкового пулемёта, пальцы разжать было невозможно. Пришлось разбирать пулемёт. Он был отправлен в госпиталь, сжимая в кулаках детали своего оружия.
             Прочитав эту статью, я посмотрел в глаза деда и не увидел в них гордости, не увидел в них даже капли собственной значимости. Я увидел в них грусть и боль. В этот миг он жил воспоминаниями прожитых жестоких и грозных военных лет.  А подвиг, совершённый им в те далёкие годы,  он, в силу своего характера, считал – ОБЫЧНЫМ ДЕЛОМ.
             Мне стыдно было показать ему свои слёзы. Сдерживая себя, сумел промолвить: «Подвиг, как и человек, бывает известным, прославленным, а может быть незаметным, тихим и скромным… Но любой подвиг, во имя своей Родины, можно и нужно считать героическим!»

                Леонид Дьяченко. 04.05.2011г.