Сильвия Плат - Вяз

посвящается Рут Фэйнлайт

Я знаю дно, говорит она. Знают его мои главные корни;
Это то, чего ты боишься.
Я его не боюсь: я бывала там.

Так море ли слышишь ты во мне,
Его ли недовольство?
Или же глас пустоты, безумие, ты ли это было?

Любовь есть тень.
То, как ты лжешь и как ты стенаешь по ней.
Слушай: это стук ее копыт: она ускакала прочь, подобно коню.

И всю ночь напролет я так и буду мчаться во весь опор, пылко,
Пока голова твоя не окаменеет, а подушка не станет крошечным скаковым кругом,
И будет эхо, эхо.

Или же мне принести тебе отзвуки ядов?
Сейчас идет дождь, и повисла вокруг тишина.
И вот плод ее: оловянно-белый, подобно мышьяку.

Я выстрадала зверства закатов.
Выжженные до корней,
Мои красные нити горят и встают дыбом – рука из проволоки.

И теперь я распадаюсь на куски, что кружат вокруг, будто палицы.
Ветер столь жестокий
Не терпит очевидцев: и я кричу что есть силы.

И луна тоже не знает жалости: она бы беспощадно
Тянула меня за собою, бесплодная.
Ее сияние уничтожает меня. А может, я ее поймала.

Я отпускаю ее. Я отпускаю ее,
Усеченную и плоскую, как будто после радикальной операции.
И как твои дурные сны овладевают и вселяются в меня.

Во мне поселился плач.
По ночам он вырывается на волю,
И крючки его ищут что-нибудь, дабы полюбить.

Меня ужасает это темное нечто,
Что дремлет во мне;
И весь день я чувствую его мягкие, волнистые излучины, его пагубность.

Облака проносятся и рассеиваются.
Это ли лики любви, бледные эти непоправимости?
Из-за них ли волнуется мое сердце?

Я не могу воспринимать новые знания.
Что это, это лицо,
Столь смертоносное в цепкой хватке своих ветвей? ----

Его змеистые разъедающие поцелуи.
Оно обращает колодец в камень. Вот они, разрозненные, неторопливые ошибки –
Убийцы, убийцы, убийцы.


Sylvia Plath - Elm

for Ruth Fainlight

I know the bottom, she says. I know it with my great tap root;
It is what you fear.
I do not fear it: I have been there.

Is it the sea you hear in me,
Its dissatisfactions?
Or the voice of nothing, that was you madness?

Love is a shadow.
How you lie and cry after it.
Listen: these are its hooves: it has gone off, like a horse.

All night I shall gallup thus, impetuously,
Till your head is a stone, your pillow a little turf,
Echoing, echoing.

Or shall I bring you the sound of poisons?
This is rain now, the big hush.
And this is the fruit of it: tin white, like arsenic.

I have suffered the atrocity of sunsets.
Scorched to the root
My red filaments burn and stand,a hand of wires.

Now I break up in pieces that fly about like clubs.
A wind of such violence
Will tolerate no bystanding: I must shriek.

The moon, also, is merciless: she would drag me
Cruelly, being barren.
Her radiance scathes me. Or perhaps I have caught her.

I let her go. I let her go
Diminished and flat, as after radical surgery.
How your bad dreams possess and endow me.

I am inhabited by a cry.
Nightly it flaps out
Looking, with its hooks, for something to love.

I am terrified by this dark thing
That sleeps in me;
All day I feel its soft, feathery turnings, its malignity.

Clouds pass and disperse.
Are those the faces of love, those pale irretrievables?
Is it for such I agitate my heart?

I am incapable of more knowledge.
What is this, this face
So murderous in its strangle of branches? ----

Its snaky acids kiss.
It petrifies the will. These are the isolate, slow faults
That kill, that kill, that kill.