Гостинец

У неё, красивой, будильник, заведённый на семь ноль пять,
Но она просыпается в полшестого, оттого, что не может спать,
Жадно слушает, как в постели дышит хомо - такой смешной,
Как снежинками захрустели сны о свадьбе с чужой княжной,
Капля пота по тонкой коже, тень свисающей простыни...
Эти дни у людей похожи, соответственны эти дни.
До рассвета дышать и вещи собирать и просить "звони",
Слышать голос - наверно, вещий, чуять запах чужой стряпни.
Расставаться конечно рано, но будильник звенит "пора"
И у бога другие планы на остывшую часть утра.
Хомо - хомини. Что, домини, ты бы смог переждать в селе?
Любоваться, как лёгкий иней рассыпается по земле,
Сыпать в ясли сухое сено, гладить морду и бок вола,
Не тревожить жены поныне, если поздно вчера легла,
Променять всех на свете грешных на живое тепло и пот?
Посмотри, как растёт орешник, как плывёт по теченью плот,
Зреет плод...
Закрывают двери. На такси до метро. Пока
Нам нелепым дают по вере, от дыхания до глотка,
Ожидание будет длиться, заскорузлое что кора,
Будут мститься чужие лица, телефонные номера.
В номерах засыпают обок - просыпаться наедине,
В суматохе звонков и пробок независимо леденеть...
Страстным страхом пропахло ложе. Кенотаф. Бастион. Нора.
Капля пота по тонкой коже. И будильник - на семь утра.