Амикошонство

                1

          Эти микроскопические хитрости жизни, которые люди обычно используют в подобных ситуациях, до сих пор, спустя много лет наблюдений и подражаний, всё же сумели остаться для него тайной. Неуклюжая тишина, возникшая вполне ожидаемо, напомнила ему кадры из обесцвеченного немого кино, в котором двое изрядно подпитых ковбоев, на протяжении получаса, безрезультатно выбивались из сил в попытках оседлать чёрно-белую лошадь. Едва сдерживая смех, он наблюдал за двумя стариками, строго восседающими напротив. Сморщенные, будто прожили свои годы на дне океана, его родители были похожи на голубей. Чуть наклонив головы и широко раскрыв глаза, они внимательно изучали одушевлённый портрет своего блудного (от чего куда более чем единственного) сына. Первым, кто уловчился прогнать тишину, был его отец. Размашистый, жёстко пронзающий воздух голос, медленно просачивался сквозь насухо стеснённые зубы:
          - Пошёл вон.
          Занавески сжались в припадке гипотермии, а лампочка, что накаляла воздух прихожей, пискнула и сдулась, со звоном уронив на пол вольфрамовую нить.
          - Но, Поль, где ты был все эти годы?- дрожащим голосом его мать подбирала настолько короткие слова, насколько позволяли ей голубоватое освещение комнаты и холодное негодование сидящее рядом, – Нет, не пойми своего отца неправильно (Прости старика, он совсем с катушек съехал после твоего внезапного исчезновения), мы рады, что ты снова здесь, но что заставило тебя вернуться?
Кожаные кресла хором издали нежнейший треск, когда Поль, подавшись чуть вперёд, мысленно побудил стариков повторить за ним этот жест, дабы возродить тесный семейный круг в стенах не принадлежащей ему квартиры.
          - У меня есть план.
          Он широко улыбался и попеременно, слева направо, перетасовывал взглядом разноцветные старческие глаза. В руках у него - странного вида прибор, по форме напоминающий зажигалку. Небольшой прямоугольный коробок тёмного металла с крохотным отверстием у самого основания. Чуть выше отверстия, располагалась специальная заслонка, подобная тем, что по надобности скрывала легко ржавеющие скважины больших амбарных замков. Из открытого отверстия периодически выпадал едва заметный пучок синих искр. Пульсирующие вспышки рождали миниатюрный голубой фейерверк, чьи долетающие до пола сигналы, прожигали на родительском ковре едва заметные жёлтые впадины, от чего глава давно разбитой на части семьи стремительно впадал в бешенство.
          - У тебя нет никакого плана, ведь так, Поль? - выпалил отец резким тоном убеждённого скептика. Морщины на его лбу сложились в нечто похожее на ругательство или же карту Англии, что в первую очередь зависело от степени инфантильности наблюдателя, а уже потом от его фантазии. Поль был абсолютно уверен, что за годы отлучки от семьи эта особенность отца перестала его смешить, но как только что стало ясно - он ошибался. Дабы не рассмеяться неуважительным смехом в лицо родителям, он выдавил из себя едва слышное: "Мне пора", и, воспользовавшись тем, что эти двое ещё со дня свадьбы моргают синхронно, исчез в тени дверного проёма.

                2

          Фигурально ворвавшись в номер «12П» гостиницы «Аккерман», где Гюстав Мэйл досыпал предпоследние минуты своего субботнего утра, Поль, не скупясь на излишние децибелы, потребовал чашку кофе вперемешку с чаем и, видимо не уловив двусмысленности трёх последующих слов, четыре ложки песка. Встретив при этом заспанное и наполовину укутанное в пижаму лицо, он не стал настаивать и прерывисто-торопливым, благодаря винтовой лестнице, голосом, продолжил:
          - Одевайся-уменяестьплан!
          - Что? В два по полудню? Ты либо слишком много спишь, либо слишком мало, - подражая зеркальному тиккеру метронома, Гюстав вяло разминал измученную подушкой шею, - либо столько же, сколько и я. Иначе говоря, никто не строит планы в такую рань. Погоди, я, кажется, понял, - он приостановил метроном,- ты пьян?
          Поль встал на одну ногу, выставил обе руки вперёд и, согнув одну из них, едва не угодил себе пальцем в глаз. Чертыхаясь и по-прежнему стоя на одной ноге, он попытался осуществить реверанс, но, создав нечто похожее на взбесившейся книксен, чуть не разнёс половину прихожей, остановился, стыдливо опустил глаза и виновато пролепетал:
          - Нет.
          - Хорошо, убедил. Только сначала зайдём в аптеку. Доктор прописал мне какие-то странные треугольные таблетки, - очерчивая пальцем воздушную восьмёрку, - Говорит, у меня камни в почках.
          - Кстати о камнях, – с задумчивым видом произнёс Поль и снял левый ботинок, - У тебя в почках, у меня в ботинках. Как думаешь, кто из нас несчастнее?
          - Ну, в данный момент, определённо ты. Свои же камни, я, к сожалению, не смогу просто вытряхнуть на пол не потеряв при этом парочку литров крови.
          Покинув прихожую, Гюстав отправился на сборы в комнату, дверь которой больше напоминала окно, благодаря очень даже красочному изображению неба, простирающемуся по всей площади полотна. Застывшие на поверхности дерева обильные масляные мазки напоминали радиоволны.
          - Кто это тебе так дверь разукрасил?
          - А, ты про небо? Это сестра, - голос Гюстава просочился под дверь.
          - Сестра? Ты не говорил, что женат, - сказал Поль, внимательно изучая зеркало, висящее над столиком с обувными щётками и одной единственной зубочисткой.
          Не без помощи дверных радиоволн, вульгарно выплывая из комнаты, Гюстав на ходу завершал свой уличный натюрморт: Спрятав торчащую из ширинки рубашку и вытащив парочку торчащих из пиджака волос, он поместил маленькую складную расчёску в задний карман своих непрозрачных брюк.
          - Прекрати нести чушь и отлипни от зеркала. От твоего вида оно потрескается и заляпает коврик.
          (В основании подзеркального столика возник претенциозного вида прямоугольник).
          - Очень смешно, мистер Гамильтон. Я, между прочим, сегодня причёсан и даже побрит на правую сторону, - обиженным голосом Поль оправдался перед хозяином номера, зеркалом и даже совсем немного перед заглавной W, непринуждённо вшитой в левое крыло многострадального коврика.
          Одёжка Гюстава по десятибалльной шкале была отделена от одёжки Поля, которая состояла всего-навсего из длинного серого пальто, красного костюма и оранжевых трусов, восемью, а то и всеми девятью баллами (в лучшую сторону), что представляло на вид достаточно мощный контраст, способный навсегда ослепить трёхмесячную колибри. Коричневый пиджак, коричневые брюки, зализанные набок коричневые волосы и чудовищно толстые линзы перед зрачками-калейдоскопами придавали Гюставу вид классического студента-переучки со слегка нарушенной цветовой гаммой, и лишь множество пятен и дырок на пиджаке подобном астрономической карте, выдавали в нём холостяка и неряху.

                3

          Выйдя через заглавный гостиничный лаз в холодный обитаемый мусором переулок, Гюстав, проткнув взглядом странный предмет в руке Поля, осторожно полюбопытствовал:
          - Это что за чертовщина?
          - Ты не видел меня восемь лет, - Зажигалка нырнула обратно в карман.
          - Не то чтобы мне интересно... Ты даже одет так же, как в тот день, когда пропал. И выглядишь ты абсолютно так же. Я могу с чистой совестью не задавать тебе излишних вопросов, тем самым избавив себя от излишних историй.
          - Пожалуй, что можешь, если, конечно, твои намерения серьёзны. 
          - А ты помнишь, когда я в последний раз был не серьёзен?
          - Вообще-то помню. В тот день твои родители ещё вносили за нас залог, - Поль улыбнулся и по-дружески подпихнул Гюстава локтём в бок.
          - Уж лучше бы ты не напоминал… - погрустнел тот, спрятав взгляд за стеною снега, которая когда-то, а точнее, восемь лет и четырнадцать дней тому назад, украшала воздух этого переулка.
          Размазанное по невероятно несуществующей плоскости «удивительно» растянулось по белоснежному инверсионному следу над головой Поля. В былые времена, Гюстав сам не скупился на эту историю и рассказывал о ней так, как о своих подвигах не рассказывал сам Мюнхгаузен. Двое суток проведённых в полицейском участке среди воров, наркоманов и не во время разбушевавшихся горожан, обернулись для него чем-то вроде сказочного странствия с неведомыми существами, королевствами, спасением принцесс и ещё бог знает какой ерундой. На самом же деле, сказочное королевство представляло собой широкий стол, за которым королевских форм офицер, своей королевской ручкой, выводил на бланке их королевские имена и не менее королевскую сумму залога.
          Воспоминание исчезло, прихлопнутое внезапно настигнувшим его с вышины «удивительно»:
          - Ну так вот, я говорил, что у меня есть план…
          - А вот и аптека! – возвестил о прибытии Гюстав и, резко повернув направо, создал в воздухе небольшой смерч, который, постепенно набирая мощь, двинулся в сторону Франции.
          Внутренняя теплота и сухость, что ярко-оранжевым карандашом выделяла витающий в воздухе аромат цитрусовых, спиртовых и совсем чуть-чуть вазелиновых, пугали до исступления. Белизна пола и потолка отлично перекликались между собой, вызывая приятные покалывания в приближающихся кометах-зрачках. За аптечным прилавком стояла женщина из давно минувших двадцатых; на ней был белый халат с двумя горизонтальными полосами голубого цвета идущими снизу вверх.
          - Здравствуйте, я пришёл за неким лекарством, - Гюстав полез во внутренний карман пиджака и, после нескольких танцевальных па, достал оттуда аккуратно сложенный листок, разворачивание которого, отняло минуты две, по меньшей мере, – Кхм, за неким лекарством, - продолжил он, - под названием "Вир-ан-сен-тин-ум", по слогам выговорил он.
          - Да, у нас есть… нечто подобное, - в голосе аптекарши звучала неприязнь. Скорее к Полю, который пытался попробовать на вкус стоящий в углу фикус, чем к вполне прилично держащемуся на его фоне Гюставу.
          Немного порывшись под прилавком, женщина выудила оттуда квадратный пузырёк, наполненный десятком треугольных таблеток.
          - С вас рецепт и, разумеется, ваши кровные.
          История с внутренним карманом повторилась, и все эти па были уже знакомы Полю, однако на этот раз, кроме нового клочка бумаги, который по всеобщему разумению и был рецептом, появилась и блестящая бритва опасной наружности, тот час же застрявшая в рикошете аптечного света. Женщина в белом халате, обменяв лежащий на столике рецепт на небольшую банку бутылочного стекла, совершенно безразлично наблюдала за тем, как Гюстав, обнажив запястье левой руки, полоснул по нему неумело отражающей бритвой. Тонкая струйка крови потянулась к стеклу, постепенно заслоняя бутылочные стены от всепоглощающего хаоса ламп. По всей видимости, половины банки было вполне достаточно (что составляло около четверти литра).
          - Этого, пожалуй, хватит, - подтвердила догадки женщина, небрежно налепляя пластырь поперёк порезанного запястья.
          Зашторив порез рукавом, Гюстав бросил на столик «Благодарю» и, подцепив за шкирку ошеломлённого Поля, ловко распутал световые капканы.

                4

          Мокрый асфальт показался весьма чужеродным после аптечного резонанса пол-потолок. Смерч, незадолго до этого созданный Гюставом, натворил немало постыдного. Из-за него опавшим листьям, к примеру, пришлось сместиться со своего первоначального места, а окна домов, призванные оберегать личную жизнь и здоровье горожан, были внаглую приоткрыты.
          - Это у нас теперь называется «кровными»?
          - Чёртова здравоохранительная реформа, - нервно постанывая, Гюстав убаюкивал раненое запястье, – Не спрашивай…
          Глубоко вдохнув и набрав получасовую порцию воздуха (что вполне сошло бы за «Ладно»), Поль обвёл зрачками прохожих и бродившие вокруг здания. Бытовые проблемы решены и пора приступать к осуществлению плана.
          - Так, теперь нам нужен трамвай номер сорок два. На нём мы доедем до Андерсон-арка, а там…
          - Ладно-ладно, как скажешь, - прервал его Гюстав и бесцеремонно зашагал в сторону остановки.
          Маленькая цифра сорок два, а за ней и большой городской трамвай поспели как раз вовремя и, застенчиво игнорируя остановку, чуть было не проскочили мимо, если бы не приобретённая за годы тренировок в водное поло сноровка Гюстава. После небольшой погони, всё-таки разжившись двумя новыми пассажирами, укрощённый трамвай покорно продолжил маршрут. Рельсы, устеленные для подавления шума подушками, были трамваю не по размеру - на два-три размера больше, от чего пассажиров периодически подбрасывало вверх, словно повар-дилетант орудует сковородкой с агрессивно шипящими на ней шкварками.
          - По пути заберём остальных, - хлёстким движением рука опоясала поручень, - Начнём, пожалуй, с Томми. Он всё ещё живёт над той знаменитой кондитерской Шарля?
          - В общем-то, не совсем, - как можно нежнее поглаживая слова, Гюстав растягивал долю секунды, – Томас умер прошлой зимой, - на последних нотах послышался сдавленный крик удушаемого предложения.
          - О… – Поль сделал вид, что ничего, кроме слов сказанных Гюставом, не услышал, - Как?
          - История забавная, на самом деле, - промурлыкал нервный смешок голосом Гюстава, – Дело было на дне рождении Френсис. Она пригласила чуть ли не полгорода в поместье своих родителей, достаточно далеко отсюда (ну ты помнишь), на юге. Из знакомых тебе там были: я, Том, старик Шарль со своей женой, Анджело и, естественно, Френсис. Весь вечер Том сидел в стороне ото всех и с наигрустнейшей миной на смятом лице жёг спички одну за другой. Мы подумали, что ничего серьёзного и у него опять депрессия по поводу пропущенной лекции или ещё какой ерунды, а в полночь заметили, что он куда-то исчез. Не придав этому особого значения, мы убедили себя в том, что он уже давно сладко спит под окнами своего дома. Вдруг, в дверь постучали. Открыла Френсис. На пороге стоял какой-то бездомный, явно имевший в друзьях высокоградусные пойла. Чуть не вытряхнув желудок на порог, он улыбнулся и промямлил что-то вроде: «У вас на лужайке мёртвый ангел!» (точно не помню, ведь с его друзьями, к тому времени, мы уже и сами успели познакомиться).
          - Хах, ангел? – Поль начал подозревать, что Гюстав просто-напросто дурачит его.
          - Именно! Слушай дальше: Мы с Френсис, естественно, обменялись молчаливым пренебрежением и прогнали этого типа к чертям. Примерно через час, я вышел во двор полюбоваться звёздами и, не сумев поднять головы, как думаешь, что я увидел на обильно посыпанной снегом лужайке? Тома! Он, чёрт побери, лежал в снегу как огромный ледяной ангел! Руки – вот так! – резким движением он развёл руки в стороны, наградив двух незадачливых пассажиров нечаянными подзатыльниками, - Ноги – вот так! – на этот раз пострадала лишь почтенного возраста дама, неудачно стоявшая на пути разъезжающихся в стороны башмаков Гюстава, - Я проверил пульс – холод и тишина. Оглянуться не успели, как приехала полиция, скорая, и всю оставшуюся ночь, в полицейском участке, нам пришлось чуть ли не сценарий фильма писать. По показаниям видевших его последними, он проглотил парочку каких-то таблеток, залил вдогонку бутылкой виски и вышел во двор. Что было дальше, я думаю, и так понятно, - он устало мотнул головой и лениво собрал конечности в обыденном для них положении.
          Во что бы то ни стало Поль хотел представить ангела изо льда с бутылкой дешёвого виски в руке и даже, возможно, сигаретой во рту, но, увы, не смог. Умереть так глупо и в тоже время красиво. Том был совсем не «из тех». Скорее из тех, кто живёт до трёх сотен лет, проживая каждый день так, будто впереди ещё миллион таких же.
          - То есть, в общих чертах, - Поль кропотливо собирал мысли в карман, – он выпил каких-то таблеток, запил спиртным, вышел на лужайку, сделал ангела на снегу и… умер?
          - Ну… - снова замялся Гюстав, – Да.
          За несколькими секундами молчания, последовал смех Поля, Гюстава и ещё нескольких пассажиров трамвая, видимо, подслушавших столь занимательную историю.
          Когда смех, наконец, стих, Поль, переведя дыхание, сказал:
          - Это немного меняет наши планы, - он стёр улыбку правым рукавом, - Заглянем тогда к нашей Френсис. Уж она-то жива, я надеюсь?
          - Ну-у-у-у, - новая волна смеха, - да, - закончил Гюстав улыбкой.
          Немного примяв асфальт, эти двое выпрыгнули из трамвая, застав врасплох затаившийся в тишине поток воздуха.

                5

          Френсис Кларк жила практически в самом сердце города, а вернее в его сосудах, под центральной площадью. Её апартаменты находились в небольшой пристройке к заброшенной станции метро, неработающей и постепенно зарастающей паутиной ещё с прошлого века. Деревянные доски, которыми загородили проход, напоминали изрешечённый мышиными набегами сыр. Дырок было очень много и некоторые даже налегали друг на друга, образуя одну большую. Апартаменты в таких местах практически ничего не стоили, нужно было лишь изредка отстёгивать деньжат полицейским.
          - Вот уж кого не ждала! – воскликнула Френсис, отставляя в сторону кусок рекламного щита с изображением какого-то моющего средства, который, по всей видимости, служил ей дверью, – Поль, чёртов засранец! Сколько-то там лет тебя не лицезрела! – она крепко обхватила его, затянув за собой в нору и когда Гюстав закончил пристраивать щит на место, шаркая босыми ногами по полу, засеменила на кухню.
          На ней был старый, почти что добрый халат почти что розового цвета, а на голове, по обыкновению, творился полный бардак. Густые чёрные волосы сплелись в некое подобие перекати-поля, однако во всём остальном она не уступала по красоте даже самой Эшли Стемпер.
          Квартира была достаточно чистой для подобного рода норы. Гладкие стены складывались в близкий по форме к овалу ромб, разрезая который вдоль, была наклеена одна единственная полоска светло-синих обоев.
          Пока Френсис мистифицировала на кухне, а Гюстав копался в стиральной машине, что лежала на боку подле двери, Поль, незаметным движением, выудил из кармана чудесную Зажигалку. Искры сыпались немного интенсивнее, чем несколькими часами ранее. В букете синих искр теперь изредка проскакивали и жёлтые. Немного полюбовавшись фееричным прибором, он закинул его обратно в карман.
          - Нам надо торопиться, друзья, - взволнованной дрожью сказал его голос, стукнувшись о крышку наручных часов. На циферблате правой руки виднелась одна короткая стрелка.
          Суда по керамическому лязгу металла на кухне, на плиту был поставлен чайник и, вернувшись в комнату, Френсис с облегчением плюхнулась на кремового цвета диван. Гюстав и Поль повторили за ней. 
          - И что же Френсис, - Поля до сих пор забавляла придуманная им аналогия между её волосами и перекати-полем, - тебе-то я надеюсь интересно, где я был все эти…
          - Гюстав, а расскажи-ка Полю тот смешной случай на дне моего рождения, – Френсис как всегда некстати со своим внезапным «на дне».
          - В этом нет необходимости, я уже это сделал по дроге сюда. Поль хотел наведаться к Тому перед приездом к тебе, пришлось немного испортить сюрприз. У него там какой-то план насчёт нас всех, - умозаключил тот, секунду покрутив в воздухе невидимое лассо.
          - Да неужели? – в глазах у неё, кажется, загорелся фитиль, а на лице затвердела сурикатовая готовность, – Я полагаю, мне сейчас нужно будет поехать с вами?
          - Да, видишь ли… - и снова начал Поль и снова был прерван.
          - Чайник, мать его! – Френсис вскочила и, оставляя за собой светло-розовый шлейф, исчезла в глубине кухни.
          С совершенно потерянным видом Поль просидел ещё минут пять в ожидании чая, но вернувшись с официальным тоном под мышкой, Френсис напыщенно объявила:
          - Чай на сегодня отменяется. К сожалению, чайник закипел быстрее, чем вода в нём. Поэтому, придётся довольствоваться этими кусочками кафеля.
          Она высыпала на стол небольшие, размером с четвертак, кусочки разноцветного кафеля с прилипшим на обратной стороне цементитом. Гюстав охнул и радостно принялся ими хрустеть, не обращая никакого внимания на изумлённо-ошарашенного Поля.
          - Не будем терять времени, - скинув себя халат, Френсис оказалась совершенно голая перед двумя мужчинами, - пора собираться!
          Гюстава ничуть не смутило, что та самая Френсис, которую они с Полем знали чуть ли не с пелёнок и за которую дрались ещё в средней школе, представ перед ними в столь фатальной обнажённости, нагнувшись, ищет в ящиках подходящее для такой прохладной погоды платье:
          - Жёлтый… нет, не жёлтый, ненавижу жёлтый.
          Будто превратившись в одноимённо заряженные магниты, челюсти Поля не желали смыкаться, а нахмуренный лоб до того привык к такой конформации, что, кажется, затвердел в породе «боксёр» навсегда.
          Нацепив на голое тело сначала майку, а затем и короткое платье-рубашку, Френсис, затянув пояс, улыбнулась и, обозначая готовность к выходу из норы, отдала честь.
          - Ты идёшь, Поль? – хором спросили Гюстав и Френсис, стоя на пороге комнаты; хозяйка апартаментов уже держала в руках импровизированную дверь, готовясь ставить её на место. Поль всё ещё сидел неподвижно с таким выражением лица, будто кремовый цвет дивана, стоявшего напротив и кусок обоев, свисающий со стены, объявили ему о своей помолвке. Он даже не заметил, как эти двое (Гюстав и Френсис) встали и пошли к выходу; смотрел то в пустоту, то на недоеденные Гюставом кусочки кафеля (красный и белый), мирно покоящиеся на столе.
          Ощущение, что что-то здесь всё-таки изменилось, до этого казавшееся ему лишь временно неразгаданной анаграммой, стало неистово биться о заднюю стенку черепа.

                6

          Антураж улицы снова претерпел небольшие изменения: Многоэтажки вальяжно склонились к земле, давая понять своим обитателям, что день закончится так же, как и все предыдущие, а мостовая, в свою очередь, сгладилась до мягкой, тёмно-синего цвета плитки.
          Теперь их трое: Гюстав справа от Френсис, Поль слева от Френсис, Френсис чуть позади Френсис.
          - Что происходит? – ощущение наигранности в каждом движении друзей всё ещё доставляло Полю излишнее неудобство.
          - Ты о чём? – спустя минуту откликнулась первой Френсис. Её причёска приобрела пышную форму, подобную тем, что носили голливудские актрисы шестидесятых.
          - О чём я? Не прикидывайтесь болотными утками, вы прекрасно понимаете о чём я, - он укоризненно смотрел на обоих, – Вы ничему не удивляетесь, вы разговариваете со мной так, будто бы я никуда и не пропадал на целых восемь лет; вы даже не знаете что за план у меня и всё равно идёте за мной. Вот, - он запнулся, - вот посмотрите же на себя! Вы хоть знаете куда мы идём?
          - Да, - Гюстав утвердительно замотал головой, - к Анджело. Раз ты навестил нас, то и к нему наведаться хочешь, верно?
          - Верно, верно... Но как только он будет с нами, вы обязаны мне всё объяснить, понятно? Анджело самый разумный из вас и уж от него-то я надеюсь получить хоть какие-то разъяснения.
          Френсис и Гюстав обменялись коротким многозначительным взглядом (как заподозрил Поль, копией того, которым они обменялись на вечеринке у Френсис, встретив на пороге пьянчужку). Будто заподозрив что-то неладное на западе, они резко свернули на север, в сторону горных хребтов возвышавшихся над облицовкой города, полицейского участка и огромного торгового центра "Толл".
          - Вы куда, кретины? Анджело живёт возле моста Сквайербридж, забыли? – подвели нервы.
          Между двумя его товарищами снова произошёл обратный бартер косыми взглядами:
          - Анджело, - Френсис настояла на мимолётной паузе, - переехал...

                7

          В огромном зале супермаркета было, пожалуй, катастрофически людно. В одинаково расходящихся мнениях, огромная тёмно-серая масса перетекала от хлеба к мясу, от мяса к вину, от вина к молоку, и выливалась из заколдованных автоматизмом дверей уже с жёлто-голубой вышивкой. Неприрученные тележки вели свою собственную вольную жизнь. Они гонялись друг за другом, иногда врезаясь на поворотах в высокие полки со стиральными порошками, кружились в свободном полёте под высокими потолками, и всё это продолжалось ровно до тех пор, пока чья-то властная или не очень рука, отделяясь от общей массы, не брала их в своё подчинение.
          Этот супермаркет построили уже после исчезновения Поля, так что всё это представление было для него в новизну.
          - Это что-то вроде цирка, да? - он осторожно взял с одной из ближних полок лимон и, не менее осторожно понюхав его, положил обратно.
          - Что-то вроде, ты прав, - ответила Френсис, - Персонал здесь, правда, не так припудрен и весел, но в целом, сходство определённо есть.
          На огромной скорости мимо них пронёсся оседлавший тележку мальчуган лет восьми. В самой тележке, сидел старик и громко при этом бранился, понося всё, что видит вокруг: "Чёртовы цены на бананы! Чёртов персонал! Чёртов ветер в лицо!". В тележке, помимо старика, лежало три бутылки красного и одна белого, наполовину приконченная.
          - Это, должно быть, самый уважаемый человек в городе? - сыронизировал Поль, по воле той же иронии стоявший подле прилавка с голландским сыром.
          - Между прочим, - Гюстав насупился, - это наш мэр уже как четвёртый год. Видимо, приехал сюда с инспекцией.
          - С личным шофёром! - вставила Френсис, подняв указательный палец.
          - Очень смешно, идиоты. Зачем мы сюда пришли?
          - Пойдём, нам прямо, в самый конец павильона, - скомандовал Гюстав.
          Они шли мимо красных баклажанов, круглых шариков тмина, развешанных в печке листьев капусты, бутылок с афродизиаками и пиджаков по двадцать два девяносто девять. В конце павильона нашёлся отдел со всяким тряпьём, в центре которого, было что-то вроде вольера "одежды второго сорта", которая валялась там как попало и источала не слишком приятный запах.
          Подойдя к ограде вольера, Френсис и Гюстав, не стесняясь брезгливых взглядов ранимых душой посетителей, начали копаться в "сточных" тканях, взывая при этом (почему-то) к Анджело:
          - Анджело, посмотри, кто к тебе пришёл! - кричала Френсис, отбрасывая в сторону смятые джинсы выцветшего вельвета, - Анджело!
          - Анджело! - Гюстав взял в охапку штук пятнадцать разноцветных свитеров и подбросил их в воздух. Пока шёл разноцветный хлопковый дождь, из кучи тряпья, словно из тумана, выплыло усталое лицо Анджело. На нём был поношенный тёмно-синий сюртук и джинсы из породы тех, что недавно были отброшены Френсис.
          - А-а-а-а-нджело! - так и стоявший со вскинутыми руками Гюстав изобразил настоящее удивление.
          - Вот он, наш разбойник! - с материнским теплом в голосе Френсис достала из сумочки маленькую расчёску и взялась за усмирение чёрных косм, ничего, судя по выражению лица, не понимающего Анджело.
          Он так и сидел в этом вольере, осыпанный разноцветными свитерами, с наиглупейшим выражением лица. Цветок в кармане его сюртука, - кажется хризантема, - давно завял и сухие лепестки, раскрошившись, прилипли к сюртуку и частично поселились в его густых волосах.
          - Кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? - спросил Поль у двух своих более или менее вменяемых друзей, которые возились как с ребёнком с третьим.
          - Ты о чём? - обернулись оба, - Анджело любит это место. Он живёт здесь уже полтора года.
          Поль отлично знал, что Анджело за человек и каким принципам в жизни следовал. Всех он не помнил, но наверняка одним из них было "Не живи в куче поношенного тряпья". Из всех, кого Полю удалось узнать за всю свою жизнь, Анджело - единственный, кто никогда не жаловался на свою никчёмную монотонную жизнь. "Тебе всё ни по чём!", говорил он, хлопая себя по плечу, претерпевая очередную неудачу на работе, дома, за обеденным столом, на карусели, и сам с собой соглашался, молча, но соглашался, вызывая у окружающих неловкую жалость. Главной радостью его никчёмности являлась Белла - его возлюбленная, или как он называл её, "Белочка моя верная".
          Поль подошёл к вольеру, взял в руки исхудалое лицо Анджело и посмотрел прямо в его полузамкнутые глаза:
          - Что с тобой стряслось, Анж?
          Только тогда глаза бедолаги приобрели хоть какой-то осмысленный вид. Он повёл свой взгляд сначала влево, затем медленно вправо, стараясь хотя бы зрительно нащупать тёплые руки Поля у себя на щеках. И вот, наконец, словно затухающий маятник, его зрачки остановились прямо по центру. Собрав, таким образом, все свои мысли в кучу, не углубляясь в формальности, он ясно и отчётливо произнёс:
          - Шлюха.
          Снова комичная тишина с мелькающими на полу кадрами из черно-белого фильма. Вот так вот, всего лишь одним ёмким словом можно легко убить всех снующих в нашем воображении клоунов, которые и создают такие общие понятия как "атмосфера", "антураж" и "пиджаки по двадцать два девяносто девять".
С неподдельным недоумением и скрипом в позвонках Поль осторожно повернул шею в сторону Гюстава и Френсис, в компании которых, похоже, это слово не вызвало ни малейшей сенсации:
          - И что бы это могло значить?
          - Как что? – отозвалась первой Френсис,- Ты всё прекрасно слышал. Шлюха есть шлюха.
          - Он с недавних пор ничего не говорит кроме "Шлюха", - Гюстав буравил пальцем оградку вольера, - Белла, - пояснил он, - ушла от него к какому-то штрейкбрехеру полтора года тому назад и разум Анджело уехал вместе с ней пригородным поездом в три двадцать пять. Мы пытались ему как-то помочь. Названивали, заходили в гости, Френсис даже сшила ему свитер (он, кстати, где-то тут, - можешь поискать, - синий такой, с буквой Ш посередине), но он будто вывалился из себя безвозвратно. В один прекрасный день мы не застали его дома и не на шутку разволновались. Хозяйка сказала, что он, по всей видимости, как настоящий мужчина решил погнаться за своей любовью, но всё оказалось куда поэтичнее. Вечером того же дня, мы обнаружили его здесь. Он наотрез отказался уходить, обосновывая это всё тем же словом.
          - Что ж, - вздохнула Френсис, вспоминая строчку из учебника по подростковой психологии, - это его решение и мы не имеем права принуждать его к чему либо.
          Поль даже не стал возражать, настолько сильно он был потрясён. Он залез в правый карман, дабы проверить состояние загадочного прибора. Зажигалка издавала достаточно громкие шипящие звуки; искр было гораздо больше, чем в апартаментах Френсис и исчезали они не сразу - они вылетали из отверстия, падали, делали три-четыре прыжка по лакированным полам супермаркета, лишались чувств, словно ожившие и тут же погибшие святящиеся карандашные грифели, и только через пару секунд исчезали.
          - Всё будет хорошо, Анж, у меня есть план, - Поль подмигнул ему и закинул Зажигалку обратно в карман. Снова уронив взгляд на леворучные часы с тремя стрелками, он продолжил:
          - Нам надо спешить, - взяв Анджело под руку (тот беспрекословно повиновался), он кивнул двум другим своим спутникам: - Идём.

                8

          Троих друзей Поль вытащил из супермаркета чёрным ходом, дабы избежать столкновения с серой массой и магистральным потоком тележек. На выходе их встретили четыре зелёных мусорных бака, изысканно выполненных в стиле оркестровых ям:
          - Эй, красавцы! – выкинул один из них.
          - Погода как погода и говорить даже не о чем, - подметил второй.
          «Это было бы уже слишком», подумал про себя Поль, слегка улыбнувшись выдуманной им же сценке.
          Гюстав вежливо предложил Френсис свой локоть и, держась под руку, они оба пристроились слева от Поля и Анджело, сцепившихся вместе таким же способом. Внешний вид Анджело, в особенности сюртук, по-прежнему оставался безучастным к происходящему и он, казалось, даже не заметил, как покинул свой ореол обитания.
          - Туда! - Поль выбросил указательный палец на север.
          Спустя два перекрёстка и несколько телефонных будок, мирно покачивающихся на ветру, они вышли на небольшую площадь, в середине которой, шипел высокий фонтан. Вода в фонтане была цвета ржавчины и сквозь завесу красной дымки, с самого дна, пробивался свет сотен мерцающих звёзд, размерами которые, не отличались от обычной монеты. Всего в нескольких метрах от края фонтана начинались столы и стулья. Летний кафетерий, не смотря на пасмурную пагоду, не располагал намёком даже на призрачные шезлонги. Разумеется, кафетерий имел и крытую часть. Называлась она "le Blanc".
          - Вот оно, наше любимое с вами местечко, помните? - ностальгирующая улыбка окрасила физиономию Поля.
          - Что-то припоминаю, - прошептала Френсис.
          - Разве оно было здесь? - Гюстав ошарашено огляделся.
          - Шлюха, - кивком подтвердил Анджело.
          - Ладно, проехали, - Поль закатил глаза и с силой потянул на себя стеклянную дверь Гранд Кафе.
          К счастью, столик у окна был свободен, и, чтобы не потерять его по пути, Поль наспех стянул с себя пальто и жестом метателя бумеранга кинул его на спинку стула, обозначив тем самым свою территорию. Все четверо уселись на свои, казалось бы, места, образовав у окна небольшую арку. Персонал не заставил себя долго ждать и уже через десяток-другой секунд, стукнув одним сапогом о другой, о своём прибытии возвестила стройная официантка с чёрным фартуком и чёрным блокнотом наизготовку:
          - Что будем заказывать, мои зайчики? - уголки её аккуратно накрашенных губ потянулись к золотистым, свисающим до плеч, кудрям (уголки, разумеется, до плеч не дотянулись).
          - Мне, пожалуйста, бутерброд с чаем, - Гюстав разглядывал меню и мысленно облизывался на кофе с коньяком, которое было явно не по его карману.
          - С чем вы будете бутерброд? - поинтересовалась официантка.
          Гюстав оторвал взгляд от меню и вежливо улыбнулся её голубым глазам:
          - С чаем, моя дорогая, с чаем.
          - А я, пожалуй, обойдусь двойным эспрессо, - деловым тоном вставила Френсис.
          - Мне ничего не нужно, - бросил Поль, держа правую руку в кармане пальто, висящего на спинке стула.
          - А вы что заказывать будете? - обратилась официантка к Анджело и, прежде чем Поль сумел осознать масштабы недоразумения и предотвратить катастрофу, тот уже сам во всём разобрался:
          - Шлюха.
          Снова та самая тишина. "Я скоро научусь жить в ней, ей богу, третий раз за день", подумал Поль. Улыбка официантки сжалась как аккордеон, издав при этом такой же звук. Она что-то записала в блокнот и, маневрируя в завихрениях своего фартука, двинулась в сторону кухни.
          Гюстав пространно смотрел вслед уходящей официантке:
          - Кажется, ты обидел эту женщину, Анджело.
          Анджело беззаботно пожал плечами:
          - Шлюха, - добавил он и уставился в окно.
          Слева от них, за столиком сидела занятная пара. Темноволосая женщина, платье которой состояло из одного лишь выреза и мужчина, чей возраст, скорее всего, был численно равен протяжённости этого самого выреза, бережно накрытого сверху аккуратной старческой лысиной. Губы темноволосой были ярко выкрашены разрывно-красной помадой, а на гладких молодых запястьях позвякивало по небольшому перламутровому браслету. Подставив под голову левую руку, она даже не пыталась хотя бы притвориться, что слушает монотонные бормотания лысого старика. Придерживая бокал зубами, она ассоциировала свои мысли с хрустально чистой диадемой - вершиной красоты в телевизионном её понимании. Старик был весьма жалок в своих попытках обратить на себя внимание и хоть как-то заинтересовать собой спутницу. Бормоча что-то про «биржевые танцы», он изредка прерывался и, пристально всматриваясь в декольте напротив, должно быть, хотел убедиться, дышит его молодая пассия или тему для разговора, всё-таки, нужно было сменить. Вконец отчаявшись, старик привстал и едва ощутимо коснулся её локтя. Звук надкусанного испуганными зубами бокала, слившись со звуком брошенной на стол чашки с кофе, заказанной Френсис, превратил задумчивость Поля в чистую сосредоточенность. Следом за кофе, обиженной официанткой на стол был брошен рыбный бутерброд и средняя чашка чая. Не сказав ни слова, она удалилась в той же манере, что и в предыдущий раз.
          - Спасибо! - неуклюже махнул ей вслед Поль, стараясь вернуть всей компании прилежный вид, - Идиоты, - буркнул он и снова залез правой рукой в карман висящего на стуле пальто. Достав оттуда Зажигалку, он с размаху ударил ей о деревянный стол. Шелест голосов во всём кафе стал тише на полтора тона, однако внимания на этот жест, кроме троих его друзей, никто не обратил. Он убрал руку, оставив на столе Зажигалку, которая глухо фосфоресцировала, придавая поверхность стола едва ощутимым вибрациям в попытке то ли взлететь, то ли выжечь искрами путь к отступлению. Сине-жёлтыми волнами обессилившие искры выкатывались из под зажигалки и исчезали едва не достигнув пола.
          - Вы обещали, - взглядом обезумевшего преподавателя литературы Поль исследовал лица друзей. Бедного Анджело он попусту решил не терзать, ведь он, как и ожидалось, оказался самым нормальным из них.
          - Не понимаю, - Гюстав обречённо вздохнул, - что не так?
          - Всё! - теряя самообладание Поль своим голосом заставил задрожать венецианские витражи, ни с того ни с сего появившиеся в потолке прямо над их головами. Его друзья были невозмутимы. Все, кроме Анджело. С неподдельным удивлением и благоговением в инфантильных ладонях он аккуратно касался потока искр катившихся по столу. Маска непонимания застывшая на его лице, должно быть, по-своему означала счастье.
          В ответ на это, он услышал пернатое, пахнущее пустотой "ничего". Они были слегка удивлены, только и всего.
          - Вы ведёте себя, как шайка клоунов! Меня не было восемь лет. Восемь! - показал он, рисуя пальцем эпсилон вокруг бумажных глаз Гюстава, - А вы ведёте себя так, будто я сходил в уборную и вернулся!
          Отобрав у Френсис кружку кофе, он поставил её напротив себя и продолжил:
          - Где я был? Что я делал? Какая к чёрту разница? - махал он руками в разные стороны, - А я, между прочим, привёз то, что спасёт вас всех, - он обвёл пальцем не только друзей, но и всех посетителей Гранд Кафе, - То, что даст вам… и подарит новую… - его лёгкие постепенно сдувались, – В общем, то, что вам всем нужно. А вы даже не удосужились узнать что это...
          Его друзья по-прежнему молчали и только Анджело, совершенно не слушавший лекцию, увлечённо, не без восхищения, шептал "Шлюха-а-а", наблюдая за полчищем живых искр.
          - Ты случаем не про эту хреновину? - Френсис осторожно коснулась пальцем корпуса Зажигалки.
          - Тебе стоит показать её врачу, а то мало ли... - Гюстав, видимо, считал, что в данной ситуации такие неумелые остроты будут весьма кстати. Он и понятия не имел, что таким образом только что закончил весь разговор.
          - С меня хватит, - Поль смёл зажигалку со стола обратно в карман, резко встал и, перекинув пальто через согнутую в локте руку, попрощался с друзьями:
          - Идите к чёрту, кретины. Прощай, Анджело.
          Хлопнув дверью, он покинул заведение. Миновав стоящие на улице столы и стулья, в последний раз обернувшись, он увидел, как Гюстав и Френсис, подняв правую руку на уровень головы, машут ему вслед, протирая прилегающую к витрине толщу воздуха невидимой тряпкой. Друзья не могли его слышать, но по выражению лица и ширине шага, было совершенно ясно, что он только что громко выругался. По-прежнему держа пальто в руках, он достал из кармана зажигалку и, со злостью швырнув её в фонтан, утонул в оранжевой мгле предзакатного переулка.

                9

          Всё кафе le Blanc, включая поедательницу хрусталя и белокурую официантку, на долю секунды задержав дыхание, вновь продолжило стучать тарелками, шаркать подошвами и отталкивать от своих стен обрывки скомканных разговоров. Троица за столиком у окна, казалось, совсем не изменилась за последние минуты, если не считать витражей в полу. Любой посетитель кафе, наверняка, поспорил бы на собственную жизнь, что никого больше, кроме этих троих он там не замечал, а та, что с пышной причёской - очень даже ничего.
          - Он стал таким импульсивным, ты не находишь, Гюстав?
          - Раньше он бы не позволил себе такого, это уж точно, - ответил он, ощупывая пальцами всё ещё тёплый от искр рельеф стола.
          - А ты, Анджело?
          - Ш…
          - Да-да, мы знаем, - прервал его Гюстав, вынимая бумажник из внутреннего кармана пиджака, – Я, полагаю, не имеет смысла оставаться здесь, - он аккуратно выложил на стол горстку монет и накрыл её пирамидой из двух купюр, – Уходим.
          Главная площадь города развернула свою пыльную сторону против холодного вечернего бриза. За стёклами одиночных комнат постепенно возникали тени блёклых торшеров, краски престарелых светильников и шепелявые голоса сквозняков. Плитки мостовой слегка подрагивали, дабы согреться под ногами вымотанных временем горожан.
          - Возьмём такси? Весь этот спектакль с быстрой сменой декораций и пиротехническими эффектами меня изрядно утомил, - Гюстав надевал перчатку на правую руку.
          - Я не против, только останови, пожалуйста, какую-нибудь не жёлтую машину… Всё равно какую, лишь бы не жёлтую, - последние слова Френсис произнесла чуть понизив голос, почувствовав на себе нервное дыхание Гюстава.
          - Вся эта возня с цветами когда-нибудь тебя доконает. Нас всех доконает, - ответил он интонацией частного сыщика, на манер того же поправив поднятый воротник.
          В чём-то Френсис, всё-таки, была права. Город просто кипел и искрился от жёлтого предзакатного солнца, которое вот-вот должно было быть съедено многоэтажками, жители которых, вряд ли вообще различали хоть какой-нибудь цвет.
          Немного отодвинув кафе, Гюстав начал голосовать. Его рука тщетно стремилась пересечь улицу, болтаясь на ветру бок о бок с кашемировым шарфом Френсис, который, крепко обвив её шею, пытался проделать то же самое с рукой Гюстава. Минуту спустя, один из чёрных кадиллаков, слоняющихся по вечерам в поисках пропитания, всё-таки клюнул на эти тряпичные оконечности. Внутри железного обелиска оказался весьма спонтанного вида мужчина, крест-накрест одетые подтяжки которого, ещё больше подчёркивали его необычайную прозаичность.
          - Вам куда?
          - В противоположную от солнца сторону, будьте добры, - быстро вставила Френсис из-за костлявого плеча Гюстава, - да побыстрее!
          - Какскажте! – выпалил водитель, хлопнув ладонью по кнопке счётчика.  Импровизированное устройство состояло всего-навсего из обыкновенного дверного звонка (служившего пусковой кнопкой), наручных часов и калькулятора.
          - Анджело?

                10

          Вот уже несколько минут прошло с тех пор, как Анджело незаметно отстранился от них. Руки его безучастно тянулись к земле, а взгляд, устремлённый в дно фонтана, напоминал взгляд обезумевшей от страсти любовницы. Он стоял у самого парапета, а по лицу его хлестали жёлтые световые нити, которые, упав с неба, едва коснувшись воды, разбивались на сотни полупрозрачных писем, в каждом из которых, читались самые искренние и тёплые пожелания.
          Френсис стояла подле кадиллака, в то время как Гюстав, одной ногой уже был в салоне. Облокотившись на высокую крышу автомобиля, он тщетно взывал к благоразумию:
          - Счётчик уже включён, Анджело, не валяй дурака, поехали!
          Со стороны тот не подал никаких признаков жизни, однако на самом деле, если аккуратно втиснуть свой взгляд меж нерабочих, на первый взгляд, фонарей, в этот момент, жизнь зарождалась внутри него, на нём, вокруг него. На дне фонтана покоилась Зажигалка, совсем недавно выброшенная Полем. Последний его подарок по-прежнему непринуждённо искрился даже будучи под водой. Сине-жёлтые люминофоры вели себя как самые настоящие рыбы. От обитавшей здесь ранее ржавой дымки не осталось и следа. Миниатюрные стаи люмо-планктона, покидая отверстие Зажигалки – свой родной дом, - кружили по спирали к поверхности, но едва достигая её – исчезали. С самого дна исходил волшебного пошива свет, который, казалось, знаменует нечто большее, нежели обыкновенный, скучный калейдоскоп теней. Анджело боязливо вытянул руку к охваченной свечением глади. Мягкое тепло осторожно проникло в кончики его пальцев едва ли устойчивых на тонкой воде. Искры, проплывающие внизу, будто бы вторили узору пальцев, звонко разбившись на пять небольших самостоятельных вихрей. Целой стаей они собрались под его ладонью в сверкающем ожидании. Анджело полностью погрузил руку в сладкую бурю фонтана - искры не испарились. Опустив вторую руку вслед за первой, он зачерпнул немного воды вместе со светящейся компанией сине-жёлтых. Их сияние приятно согревало руки, по которым, спустя долю секунды, прошла мелкая дрожь. Разведя ладони, Анджело уронил их на твёрдую плитку асфальта. Кусок площади, на который пришёлся всплеск, превратился в самое настоящее зеркало с янтарно-позолоченным отблеском. Он стоял и смотрел на отражение, возникшее под ногами. Искры в фонтане почувствовали свой шанс стать свободными, стать частью того мира, что доселе казался им неисправимым. Теперь они не исчезали. Они полностью скрыли собой дно фонтана, становясь всё ярче и ярче; казалось, они вот-вот вспыхнут. Для них, это могло стать настоящим перерождением мира, но, пожалуй, не в этот раз. Все мысли Анджело были собраны здесь, под ногами, плотно прилипнув к почти антрацитовой глади волшебно золотящимся зеркалом. Он смотрел на собственное отражение с большой осторожностью, боясь спугнуть его даже едва заметным манёвром зрачков. Френсис и Гюстав нервно перешёптывались наблюдая. Он не слышал о чём они шептались, но с трудом постижимые обрывки, неминуемо попадались на слух: «я замёрзла… весьма посредственно… счётчик, счётчик». Последние слова поспешно настигли его в полный рост:
          - Счётчик, Анджело, счётчик!
          Он обернулся и, наконец, увидел. Увидел Гюстава стоящего одной ногой в тёплом салоне кадиллака. Тот быстро кивал головой, настойчиво тыча пальцем сквозь стекло в собранный руками спонтанного водителя счётчик. Совсем рядом, он увидел и Френсис. Скрестив руки на груди, она буравила его взглядом, казалось, жестоко осуждая за столь холодное ожидание. Его неосмысленное лицо в первый раз за столь долгое время совершило вполне ощутимое движение, которое заставило проснуться и его самого. Сложившиеся внутрь, брови Анджело всем своим видом помогли ему чётко, но всё-таки не совсем ясно выразить свои мысли:
          - Вряд ли, - он слегка приоткрыл рот, - вряд ли это и был тот самый план.
Последний раз взглянув на недоумевающие лица друзей, он развернулся и, своей медленной журавлиной походкой, побрёл навстречу только что зашедшему за супермаркет солнцу.

                11

          Вот же тот самый фонтан, у которого не спеша размокали наши с Полем, Томом, Гюставом и Френсис летние деньки. Вот площадь, а вот снова мы, нам всем по шестнадцать (кроме Тома, он на год старше), со смехом и криками мы пересекаем площадь верхом на велосипедах. А вот и Гранд Кафе или le Blanc как теперь величает его новая вывеска. Оно снова здесь, теперь я чувствую его – время. Нервно распахнулась дверь кафе и вышла в открытое пространство площади женщина, образ которой, всё ещё цокал каблуками сапог в моём не столь давнем прошлом. Время не желало больше меня отпускать: я почувствовал его под бежевым пальто, на дне дамской сумочки, вокруг мраморно-белых щиколоток; почувствовал сколько его потерял и сколько ещё предстоит потерять. Я не могу его сосчитать или измерить, не стоит даже пытаться - его не существует. То, что я почувствовал… Скорее, оно само так представилось, гостеприимно принимая меня в себе. Она тоже здесь - белокурая официантка, та самая, вину перед которой я сейчас чувствую острее любого другого чувства, ведь нет ничего постыдного в том, что она так похожа на Беллу.
          - Стойте! – знакомая мне женщина в бежевом пальто закрывала кафе. Закрывала, потому здесь снова вмешалось оно - время; пришло его время засыпать со словами «Мы закрываемся» и напоследок звякнуть ключами в сумочке белокурой официантки. Успев проскочить до второго поворота ключа, я нырнул внутрь, к столику за которым недавно, как мне кажется, сидел кто-то очень близкий, очень знакомый мне. Отодвинув стулья, указательным и безымянным пальцами, словно ножницами, я отрезал небольшой лоскуток этого чистого тёплого воздуха, лежавшего на витрине. Аккуратно, на обеих руках, я вынес воздушный лоскут из кафе и, чуть не столкнувшись с официанткой у входа, встретил её лёгкое, утяжелённое табаком дыхание. Её лицо уже устало терпеть улыбку, а глаза не утруждали себя эмоциями - их рабочий день тоже окончен. Должно быть, она не узнала меня даже в той степени, в которой узнал её я. Смутно не припомнив меня, она, должно быть, решила, что я просто что-то забыл внутри и, молча уступив мне дорогу, третьим поворотом ключа усыпила кафе до завтрашнего утра.
          - Это вам.
          - А? – упавшие на дно сумочки ключи немного смяли мои слова, поэтому я молча кивнул на свои вытянутые руки, в которых всё ещё теплился на ветру невидимый воздушный шарф. Я подошёл, аккуратно обвил его вокруг её шеи, и она впервые за день улыбнулась по-настоящему:
          - О, спасибо вам, вы очень галантны.
          Тишина наполнилась временем.
          - Знаете, что я понял за сегодняшний день?
          - Хм? – она с интересом осматривала обновку.
          И совершенно забыв, о чём собирался поведать, я просто сказал:
          - Мне холодно.