В углу, где пни
где лес угрюмый – сыр, невесел,
куда и редкий луч порой
заглянет тусклою игрой,
летают бабочки поутру,
шуршат их крылья перламутром,
и хоботки они втыкают,
в цветки, которые вздыхают.
Цветки уже почти усохли,
не блещут яркостью,
пыльцою
зернистой привлекают,
крохи
её сбирает жук трусцою.
И бабочки, с жуком тем споря,
легко касаются соцветий,
а лес стоит и смотрит в поле,
по полю разгулялся ветер.
Так, наш тяжёлый мир – в ударе,
так, мне милей - болото, хмари,
так, настораживают дали,
где – молнии, их росчерк стали.
Под пышною еловой лапой,
дождь виснет каплями,
лохматый
шатром спадает сизый ягель,
и дурно пахнет прелый дягиль.
А бабочки себе порхают,
и дурноты не замечают,
а ты забился, тьма не гложет,
случайный встречный не тревожит.
Проходят люди, злы, в тревоге,
ругают битые дороги,
и бабочки их провожают,
а после – снова прилетают.
Они не знают доли тяжкой,
им тишина мила и сырость,
в разливах желтоватой кашки,
подгнившей ельнику на милость.
А капли капают так тихо,
и с каждой каплей ежевика
листом дрожит, и, пыль смывая,
сочнеет, корни обвивая.
30 апреля 2011 г.
С-Петербург
Свидетельство о публикации №111043005911